В доме родителей была большая входная дверь, и мы все — мать, отец и я — сидели полукругом, глядя на неё. «Где он? — спросила мать. — Твой отец никогда так поздно не задерживается без звонка». Отец был святым, наверное. Он и слова ей поперёк не говорил. За все сорок лет их брака ни разу не пропадал на всю ночь. Фактически он вообще ни разу не уходил, не сообщив матери, куда направляется. Ни разу в жизни он не опаздывал на поезд, а если уезжал на работу на машине, возвращался максимум на пять-десять минут позже ожидаемого. И то после этого ему полночи приходилось объяснять матери, какие ужасные были пробки и как он не мог пробиться сквозь них, чтобы успеть домой вовремя.
Мать не унималась. Генри ведь не еврей — чего я ещё ожидала? В четыре утра она начала кричать, что отец не может из-за нас лечь спать. Слава богу, ему не надо было на работу прямо с утра. Это продолжалось и продолжалось без конца. Я думала, что умру.
Наконец, где-то в полседьмого я услышала, как возле дома остановилась машина. Мы всё ещё сидели в гостиной. Это было словно сигнал будильника. Я вскочила на ноги и выглянула из окна. Машина была не его, но я увидела мужа на заднем сиденье. За рулём был сын Поли, Питер Варио, и Ленни Варио тоже сидел в машине. Мать уже распахнула входную дверь, и в ту же секунду, как Генри ступил на мостовую, она накинулась на него: «Где ты был? Где пропадал? Почему не позвонил? Мы все тут до смерти переволновались! Женатый человек не имеет права так исчезать!» Она тараторила так быстро и так громко, что я и словечка вставить не успела. Просто молча стояла рядом. Мне было девятнадцать, а ему двадцать два, и мы были сущими детьми.
Помню, он остановился, посмотрел на неё, посмотрел на меня, потом, не сказав ни слова, сел обратно в машину и уехал. Мать так и осталась стоять на улице, разинув рот. Он исчез. Я заплакала. «Нормальные люди так не живут», — сказала мать.
Генри. В ту ночь я здорово надрался, помню только, как вышел из машины, а на крыльце дома стоит мать Карен и орёт на меня. «Так вот что значит быть женатым…» — подумал я и сел обратно в машину. Отправился спать к Ленни. Я начал понимать, что нам с Карен придётся съехать от её родителей. Ближе к вечеру того дня я позвонил Карен. Рассказал ей правду. Что я был на холостяцкой вечеринке Питера, сына Ленни. Мы потащили Пити выпивать. Начали вскоре после полудня. Были в «Джиллис», в «Голден Точ» и «Рэт Финк Рум» Джеки Кэннона. Про шлюх с Фёст-авеню я, правда, умолчал, зато рассказал, как в два часа ночи отправился в баню, чтобы протрезветь, но всё равно был слишком пьян, чтобы сесть за руль.
Мы договорились вместе поужинать. Когда я подъехал к дому, Карен буквально выбежала из дома, чтобы смыться от матери, пока та не поняла, что происходит. Её мать стала нашим общим врагом, и это нас сблизило. То свидание прошло, словно первое.
Карен. Некоторые браки в нашей среде были не слишком удачны. Другие — наоборот. Джимми и Микки Бёрк отлично подходили друг другу. Так же как Пол и Филлис. Но никто из нас не знал, чем заняты мужья. Мы ведь не за клерков вышли, которые сидят в офисе с девяти до пяти. Когда Генри, например, начал ездить за сигаретами, я понимала, что его не будет дома пару дней. Я видела, как живут другие наши знакомые и их жёны. Я понимала, что он не сможет бывать дома каждую ночь. Даже когда он был в городе, я знала, что пятничный вечер — время для попоек с друзьями или игры в карты. Такая традиция.
Позже оказалось, что пятничный вечер — ещё и время любовниц. Каждый, у кого была любовница, вёл её развлекаться в пятницу.
Жён в пятницу с собой не брал никто. Жёнам принадлежала суббота. Это разделение позволяло избегать неприятных инцидентов и неожиданных встреч жён с любовницами. Однажды в субботу мы с Генри пошли в «Копакабану». Мы направлялись к нашему столику, когда увидели здоровенного, словно кабан, Пэтси Фуско, он сидел со своей любовницей. Я сильно расстроилась. Я знала его жену. Она была моей подругой. И что мне было делать — смолчать? Я не хотела в этом участвовать. Тут я заметила, что Генри собрался подойти и поприветствовать Пэтси. Я глазам своим не поверила. Он собирался окунуть меня во всё это, словно рака в кипящую воду. Я не пошла. Просто упёрлась и встала между столиками посреди зала, отказавшись двигаться, по крайней мере в сторону Пэтси. Генри удивился, но понял, что я настроена серьёзно, поэтому просто кивнул Пэтси, и мы прошли к нашему столику. Это был один из тех кратких моментов, которые тем не менее открывают глаза на многое. Думаю, Генри собирался подойти к Пэтси, потому что на мгновение позабыл, что пришёл со мной. Он забыл, что сегодня не вечер пятницы.
Глава седьмая
В начале пятидесятых на бывшем поле для гольфа в Квинсе был построен огромный аэропорт площадью около двадцати квадратных километров. Не прошло и нескольких месяцев, как местные бандиты из Восточного Нью-Йорка, Южного Озон-парка, Говард-Бич, Маспета и Рокавей уже знали каждую объездную дорогу, открытый терминал, транспортную контору, грузовую платформу или неохраняемые ворота на этом предприятии. Аэропорт раскинулся на территории, сопоставимой по размеру с Манхэттеном, от Бэттери-парк до Таймс-сквер. В нём работали пятьдесят тысяч сотрудников, парковались десять тысяч автомобилей, и ежегодно выплачивалось зарплат на полмиллиарда долларов. Умники, едва умевшие читать, очень быстро усвоили, что такое накладные, грузовые декларации и счета-фактуры. Они выяснили, что таможенные брокеры оставляют информацию о ценных грузах в специальных ячейках в офисе таможни США, двухэтажном здании, расположенном примерно в миле от грузовых терминалов. В этой конторе царил изрядный беспорядок, и не было никакой охраны. Брокеры, курьеры, клерки и сотрудники таможни ежедневно сражались с кипой бумаг, необходимых для оформления международных грузовых перевозок. Около сорока брокеров нанимали свыше двух сотен курьеров, большинство из которых работали по совместительству, так что для них не составляло проблемы стянуть заказ на ценный груз с полки или скопировать его для передачи любому заинтересованному лицу.
В начале шестидесятых, когда через аэропорт Кеннеди ежегодно проходило грузов на тридцать миллиардов долларов, регулярное освобождение авиакомпаний от их ценностей или перевозчиков от их грузовиков с дорогим товаром стало любимым развлечением и доходом местных умников. Джимми Бёрк был в этом королём. Его банда регулярно угоняла грузовики с мехами, бриллиантами, ценными бумагами и даже оружием либо похищала всё это прямо со складов.
Информация стекалась к Джимми со всех уголков аэропорта. Перевозчики, задолжавшие ростовщикам, знали, что им могут скостить приличную часть долга за наводку на ценный груз. Однажды один из водителей «Истерн Эйрлайнз», влезший в долги к букмекеру Джимми, согласился «случайно» выронить мешки с почтой на дороге, ведущей от места разгрузки самолётов к почтовому отделению. В них оказалось два миллиона долларов наличными, почтовыми переводами и в акциях. Кроме того, аэропорт идеально подходил для покупки авиабилетов по краденым кредиткам. Билеты можно было потом сдать за полную стоимость или продать за полцены алчным клиентам. Обычно это были легальные бизнесмены или знаменитости шоу-бизнеса, желавшие сократить свои высокие транспортные расходы. Одним из самых активных покупателей стал Тино Барзи, менеджер певца Фрэнка Синатры-младшего. Барзи, которого на самом деле звали Данте Барзоттини, приобрел билетов на двадцать пять тысяч для Синатры и его коллектива, сэкономив на этом половину. В конце концов он попался и был осуждён.
