Позже Кан рассказал, что перед игрой с Провиденсом сообщил партнёру про спред в семь очков, но тот на это никак не отреагировал. Во время матча, когда капитан начал забрасывать один мяч за другим, Кан спросил его, что происходит. «Я играю ради победы», — ответил Суини. После игры Кан заявил, что Суини только что кинул их на две с половиной тысячи долларов, и обозвал приятеля чокнутым. На следующий уикенд намечалась игра с Гарвардом, я сказал Перла, что готов дать им второй шанс, но мне нужны гарантии. Кан ответил, что уже уговорил Эрни Кобба, их лучшего игрока. Дело верное.
Игра с Гарвардом состоялась шестнадцатого декабря, и всё прошло отлично. Но из-за катастрофы с Провиденсом мы поставили всего двадцать пять тысяч долларов. На то, что Бостон не сможет побить Гарвард со спредом больше двенадцати очков. Игроки сработали хорошо. Они постоянно промахивались, чтобы спред оставался низким. Бостон победил с преимуществом всего в три очка, и мы выиграли свои ставки. Двадцать третьего декабря мы расхрабрились и поставили целых пятьдесят тысяч на игру Бостона с Калифорнийским университетом. На этот раз наши парни не были фаворитами, и мы заложились на то, что Бостон продует со спредом больше пятнадцати очков. Баскетболисты снова справились отлично. Они умудрились проиграть целых двадцать два очка, а мы начали надеяться, что схема наконец заработает.
Дела шли прекрасно. На следующую игру с Фордхэмом третьего февраля мы не смогли сделать достаточно ставок в Нью-Йорке — пришлось послать Маццеи в Лас-Вегас, чтобы он поставил пятьдесят тысяч у тамошних букмекеров. На этот раз мы ставили на Фордхэм — что Бостон не сможет побить их со спредом больше тринадцати очков. Поскольку Бостон был явно сильнее, нашим парням оставалось лишь решить, с каким счётом они хотят победить.
Всё складывалось идеально. Мы должны были получить выигрыш. Но незадолго до конца игры нам позвонил из Вегаса Маццеи. Он сказал, что ехал из аэропорта с деньгами, но застрял в какой-то пробке, поэтому не успевает сделать ставки.
Вообще-то, за подобные опоздания нередко убивали, но Маццеи хватило ума позвонить нам до конца игры, чтобы мы не думали, будто он что-то нарочно утаил. Мы должны были заработать двести тысяч, а в итоге не получили ни шиша.
Это оказалось предзнаменованием конца. Мы поставили кое-что на следующую игру — шестого февраля, с Сент-Джонсом, но случился пуш — когда ставки на спред уравновешивают друг друга и все остаются при своих. Мы не стали забирать деньги, договорившись поставить их на следующую игру — десятого февраля, против колледжа Холи Кросс.
Холи Кросс считался фаворитом, и нашим парням оставалось лишь проследить, чтобы Бостон проиграл со спредом не меньше семи очков. Мы, разумеется, на это и поставили. Вложились по полной. Что называется, с двух рук. У букмекеров уже лежали наши деньги с прошлой недели, и мы ещё докинули зелени сверху.
Мы с Джимми смотрели игру по телику. Всё было в норме. Матч шёл как по маслу. Холи Кросс вёл в счёте всю игру, но под конец наши парни прибавили темп. Похоже, им не хотелось явного разгрома.
Очень скоро, не успели мы и глазом моргнуть, Бостон почти сравнял счёт. На последних секундах Кан и Кобб спохватились и попытались отыграть обратно, но тут на Холи Кросс словно столбняк напал. Они мазали по кольцу с любой точки площадки. А игроки Бостона, не задействованные в нашем деле, наоборот, попадали откуда угодно. Будто почуяли, что удача на их стороне. Это было отвратительно. Конечно, Холи Кросс всё равно выиграл, но со спредом всего три очка вместо семи. Мы с Джимми оказались в полной заднице.
Джимми с ума сходил от злости. Бесновался. Разбил ногой телевизор. Я знал, что лично он потерял на этом матче около пятидесяти тысяч долларов. Наконец, я дозвонился Перла и выслушал пересказ беседы с Каном — тот заявил, будто они просто не могли заставить себя крупно проиграть какому-то Холи Кроссу.
Вот и всё. Финиш. Нашей афере с договорными матчами пришел конец. Джимми был в ярости и грозил задать пацанам перцу. В какой-то момент он сказал: «Полетели в Бостон, поиграем в баскетбол их головами». Но мы так никуда и не поехали. К тому времени у Джимми возникли проблемы посерьёзнее потери денег.
Глава шестнадцатая
Через два месяца после освобождения Генри впервые услышал о «Люфтганзе». Давний приятель Генри, букмекер Марти Кругман, ему первому рассказал о возможности взять там хороший куш. Марти и его жена Фрэн приехали посмотреть новое жилище Генри и Карен в Роквилл-центр. Это был одноэтажный длинный дом с тремя спальнями и просторной гостиной, но Марти мало волновала обстановка. Он сразу начал знаками показывать Генри, что хочет с глазу на глаз побеседовать о делах. Марти так не терпелось поделиться новостями, что каждый раз, когда жёны смотрели в другую сторону, он гримасничал, жестами призывая друга поскорее завершить экскурсию по дому. Наконец, Карен и Фрэн ушли на кухню делать бутерброды, и Марти поведал Генри о «Люфтганзе». Он рассказал про миллионы и миллионы долларов в практически неотслеживаемых пятидесяти- и стодолларовых купюрах, которые лежат в хранилище с «картонными» стенками в аэропорту Кеннеди и буквально напрашиваются, чтобы их украли. Добыча мечты. Гора наличности. Эти деньги сдавали в обменники Западной Германии американские туристы и служившие там солдаты. По словам Марти, доллары примерно раз в месяц прибывали самолетом, груз банкнот прятали в хранилище аэропорта до следующего утра, когда инкассаторские броневики забирали их и развозили по банкам.
Эту информацию Марти добыл у Луиса Вернера, сорокашестилетнего сотрудника склада «Люфтганзы», задолжавшего букмекеру больше двадцати тысяч долларов. По словам Марти, Лу Вернер был конченым игроманом, который последние одиннадцать лет платил алименты жене и троим детям, содержал любовницу, отдавал долги ростовщикам, да ещё и умудрялся тратить по триста долларов в день на азартные игры, зарабатывая всего пятнадцать тысяч в год. Подобно многим другим букмекерам, работавшим в аэропорту, Марти месяцами удерживал Вернера на краю финансовой пропасти в надежде сорвать джекпот и получить наводку на действительно ценный груз.
Генри, Джимми и вся их банда из «Робертса» за годы работы в аэропорту получили тысячи подобных наводок от задолжавших кладовщиков, но информация Лу Вернера была уникальной. Это было обещание неслыханного в преступном мире успеха. Вернер пребывал в таком отчаянии и так спешил приступить к делу, что сам разработал план ограбления. Он методично прописал все детали: сколько человек потребуется, лучшее для этого время, как обойти сигнализацию и хитрые системы безопасности. Вернер даже заранее прикинул, где грабителям будет удобнее всего припарковаться. Самое главное, что добычей были наличные — чистенькие, не помеченные купюры, которые потом можно будет сразу спокойно пустить в оборот. Для профессионального вора такие деньги лучше бриллиантов, золота или даже ценных бумаг: их не нужно резать на части, переплавлять и перепродавать. Для их сбыта не нужны ненадёжные посредники, страховые оценщики и торговцы краденым. Вынес за дверь — и трать сколько хочешь.
Генри после беседы с Марти уже не мог думать ни о чём другом, кроме «Люфтганзы». Дело подвернулось в исключительно удачный момент. Джимми Бёрк вскоре освобождался из Алленвуда. Остаток срока он должен был провести в нью-йоркском общественном центре Бюро тюрем, захудалом отеле, переоборудованном в центр социальной адаптации для заключённых, который располагался на 54-й Уэст-стрит, неподалёку от Таймс-сквер. Джимми там ночевал, но в остальное время мог свободно перемещаться по городу. Томми Де Симоне тоже вскоре должен был оказаться там. Генри понял, что они вместе с Джимми и Томми могут раз в десять побить собственный рекорд, установленный в 1967 году, когда они украли четыреста восемьдесят тысяч долларов со склада «Эйр Франс». Это стало бы для их троицы лучшим в мире подарком к возвращению на свободу.
