Карен. В ночь его ареста в нашу дверь позвонили два детектива. У них был ордер на обыск. Я не знала, что Генри и все остальные уже арестованы. Я вообще не знала, что происходит. Хотя их визит меня и удивил, я не встревожилась. Полагала, что мне нечего скрывать.
Я предложила им кофе. Как раз поставила на плиту кофейник. Некоторые жёны умников, вроде Микки Бёрк, начинали в таких случаях ругаться, отпускать едкие замечания и плевать на пол. Мне это всегда казалось глупым. Лучше быть вежливой и позвонить адвокату.
Первым делом детективы поинтересовались, кто есть дома, и попросили нас собраться в одной комнате, пока они будут проводить обыск. Что они ищут, нам не сказали. Дети были знакомы с процедурой, поэтому просто уселись смотреть телевизор.
Полицейские вели себя очень тактично. Попросили нас не беспокоиться и обещали закончить как можно скорее. Но проверили всё. Гардеробы. Ящики в столах. Кухню. Чемоданы. И даже карманы одежды, висевшей в шкафах.
Что происходит, я поняла, только когда пришли другие полицейские, проводившие обыск в квартире Робин. Позвонил наш адвокат, Ричи Оддо, и сообщил, что Генри арестован за торговлю наркотиками, обвинение ему предъявят утром.
Поначалу я не думала, что дело серьёзное. Они нашли следы наркотиков в квартире Робин, но не обнаружили ничего, связанного с Генри или нашим домом. Я полагала, что нам удастся выкрутиться. Особенно после того, как на следующее утро в суде Генри подал мне тайный знак. Он лишь слегка согнул ладонь, но я сразу поняла, где спрятаны наркотики. Всё-таки семнадцать лет супружества даром не проходят. Жест означал, что товар на полочке в нише светильника, который мы установили на карнизе у лестницы в спальню. Копы там тоже искали, но, чтобы добраться до этого места, нужно было точно знать, как действовать — вначале опустить руку вниз, а потом потянуться вверх. Сразу после суда я побежала домой, достала наркотики — там, наверное, было не меньше полкило героина — и смыла всё в унитаз. Теперь у них не было доказательств.
Генри мог освободиться под залог в сто пятьдесят тысяч, но сам пожелал остаться в тюрьме на пару недель, чтобы «почиститься». В последнее время он принял столько колёс и вынюхал столько кокса, что потерял ясность мысли. Я подумала, что это неплохая идея. А ещё я думала, что при отсутствии улик у нас есть шанс развалить дело.
Поэтому я не могла понять, отчего Генри выглядел таким встревоженным, когда я навещала его, а Джимми и Микки вели себя так странно. Все нервничали. Потом я пошла повидать адвоката Ричи Оддо. Там же меня поджидал, как оказалось, Ленни Варио. Оддо и Варио были родственниками. Ричи сказал, что не может встретиться с Генри уже пару дней. А ведь он адвокат. В чём дело? Генри скрывается от собственного адвоката? Ричи не понимал, что происходит. Я видела, что это пробуждает в нём подозрительность.
Ленни Варио сказал, что знает Генри всю жизнь. Что Генри надёжен. Выглядело так, будто Ленни успокаивает адвоката, но на самом деле он таким образом через меня посылал сигнал мужу. Генри скорее убьёт себя, чем сдаст кого-то, твердил Ленни.
Микки Бёрк названивала ежедневно. И каждый раз спрашивала, когда Генри вернётся домой. Было ясно, что она звонит по просьбе Джимми. Я отвечала, как Генри велел, — что он «на просушке» и пытается уменьшить залог.
В первую неделю заключения Генри мне вдруг позвонил Джимми и сообщил, что у него есть ткань для небольшой швейной фабрики, которую мы открыли в гараже. Сказал, что мне нужно забрать товар в его магазине на Либерти-авеню. Я ответила, что не могу, тороплюсь к Генри в суд. Джимми ответил, что это не проблема, ведь магазин по пути.
Когда я добралась туда, Джимми начал задавать мне вопросы. Улыбался и спрашивал, не нужно ли чего. Я напомнила, что спешу, а он сказал, что материал на складе — там, дальше по улице.
Джимми вышел вместе со мной из магазина и остался стоять, наблюдая, как я иду к тому складу. Я обратила внимание, что окна всех окрестных магазинчиков полностью закрашены. У меня появилось какое-то странное ощущение. Тем не менее я пошла дальше, а когда оглянулась, увидела, что Джимми стоит на том же месте и жестами показывает мне, куда зайти.
Я заглянула в эту дверь и увидела парня, который постоянно крутился рядом с Джимми. Однажды я видела, как он красил Джимми дом. Парень этот был очень жутким. Я всегда подозревала, что он выполняет для Джимми грязную работу. Он не смотрел на дверь, так что я его видела, а он меня нет. Возможно, он там был чем-то занят, какой-то работой. Кто знает? Просто, не знаю почему, мне вдруг показалась, что тут что-то не так.
Я не стала заходить внутрь, махнула Джимми и сказала, что спешу в суд, поэтому заберу ткань позже. Джимми продолжал настойчиво указывать мне на склад, но я не послушалась, прыгнула в машину и уехала. В общем, рядовое происшествие. Я торопилась, мне не понравилось, как выглядели склад и тот, кто ждал меня внутри. В общем, я забыла об этом случае и долгое время о нём не вспоминала.
На следующий день я пошла повидаться с Поли. Он был очень зол на Генри. Он хмурился. Мы встретились в баре «Джеффкенс» на Флэтлендс-авеню. Как обычно, вокруг него толпилась куча народу. Увидев меня, Поли тут же отошёл в сторону, чтобы потолковать наедине. Я рассказала ему об аресте Генри. А Поли ответил, что не станет помогать ему выбираться из неприятностей. Он сказал, что говорил с Генри насчёт наркотиков всего месяц назад, на свадьбе племянницы, и ещё тогда предупредил: если Генри возьмут за наркоту, пусть рассчитывает только на себя. Это означало, что Поли не станет использовать своё влияние на копов, судей, адвокатов и поручителей. Генри уже мог бы выйти на свободу под залог, Поли достаточно было лишь кивнуть поручителю. Но в этот раз из-за наркотиков Генри остался в тюрьме.
Поли посмотрел мне в глаза. Сказал, что вынужден отвернуться от Генри. Потом достал из кармана три тысячи долларов. Сунул деньги мне в руки, на секунду накрыв их своей ладонью. Деньги он даже не пересчитал. Когда Поли повернулся, чтобы уйти, я заметила слёзы у него на глазах.
Макдоналд. Арест Генри Хилла стал первым реальным прорывом в деле «Люфтганзы» больше чем за год. После осуждения Лу Вернера расследование застопорилось. Большинство участников и свидетелей ограбления были убиты или исчезли. Например, на следующую же ночь после вынесения приговора Лу Вернеру кто-то застрелил Джо Манри и Французика Макмахона. Месяцем позже в дымящейся куче мусора на бруклинской парковке неподалеку от Флэтлендс-авеню нашли труп Паоло Ликастри. Потом исчезли Луи Кафора и его молодая жена Джоанна. В последний раз их видели отъезжающими от дома родственников на том самом белом «кадиллаке», который Толстяк Луи подарил своей невесте.
Генри оставался одним из немногих выживших членов банды, и к тому же наконец-то попался на серьёзном преступлении, что давало нам возможность его разговорить. Иначе ему грозило от двадцати пяти лет до пожизненного за наркоторговлю в Нассау. Кроме того, в дело оказались вовлечены его жена и любовница, что могло причинить им очень крупные неприятности. И он об этом знал. Ещё он знал, что за нарушение условий досрочного освобождения его могут отправить досиживать четыре года по старому делу о вымогательстве, а там весьма велика вероятность, что его грохнут лучшие друзья.
