Она, конечно, молчала, но кто бы знал, чего стоило ей это молчание! За следующие два месяца она похудела на десять килограммов, и теперь все концертные платья болтались на ней как на вешалке. Да что там платья — Жанна Сергеевна забросила работу и репетиции и теперь целыми днями сидела дома, бледная, худая, тень прежней уверенной в себе Жанны. Не то чтобы она безумно любила мужа, нет, их брак всегда был довольно спокойным, но такого удара по самолюбию, по женской гордости ей еще никогда не наносили.
Так прошел октябрь, а за ним ноябрь и декабрь. Приближался Новый год — традиционный семейный праздник. И Жанне Сергеевне в первый раз предстояло встретить его одной, без мужа, без семьи. Ларису она отправила на зимние каникулы в пионерский лагерь, незачем травмировать девочку неприятностями взрослых. При дочери Жанна Сергеевна держалась из последних сил, стараясь вести себя как обычно и делая вид, что ничего трагически-непоправимого не произошло. «В твоей жизни, — внушала она Ларисе, всячески подчеркивая слово «твоей», — в твоей жизни ничего не изменилось. Для тебя все будет идти своим путем, наши с папой отношения никак на тебе не отразятся».
Лариса на такие заявления никак не реагировала, предпочитая отмалчиваться. Она вообще на удивление спокойно отнеслась к уходу отца, — он никогда особенно не занимался дочерью, — но вот поведение матери несказанно раздражало. Ну что она притворяется! Насколько было бы легче, если бы мама не скрывала свои чувства и плакала при Ларисе, а не по ночам тайком! Тогда Лариса по крайней мере смогла бы ее утешить. А так они обе старательно делают вид, что все в порядке, и нужно все время тщательно следить за своим лицом, если, не дай бог, на лице девочки появлялось выражение жалости или сочувствия, губы Жанны Сергеевны сразу сжимались в тонкую линию, а взгляд делался строгим и холодным. «У нас все хорошо, — предупреждал этот взгляд, — и не надо ничего говорить».
Поэтому Лариса ничего не имела против каникул в лагере, только бы мать не принялась в Новый год из кожи вон лезть, чтобы устроить ей «настоящий праздник».
Итак, в тот Новый год Жанна Сергеевна осталась совсем одна. Она купила елку — и по привычке, и потому, что не хотела нарушать традицию. Готовить и печь пироги не стала, все равно есть некому, а вот одеться и наложить на лицо тщательный макияж было для нее делом чести. Она сделает это для себя. Встретить Новый год распустехой в халате — ну нет, никогда!
Жанна Сергеевна медленно перебрала все свои концертные наряды и после некоторых колебаний остановилась на длинном платье из черного шелка с глубоким вырезом и прозрачными шифоновыми рукавами. Оно раньше было ей порядком тесновато, а вот сейчас — как раз по фигуре. К нему надела гарнитур, доставшийся ей в наследство от прабабки-дворянки: тяжелые золотые серьги замысловатой работы с бриллиантами и бриллиантовое колье. Светлые волосы сначала распустила по плечам, но потом передумала и стянула их в простой узел на затылке. Оглядела себя в большом зеркале: красивая элегантная блондинка тридцати двух лет, сдержанная, чуть холодноватая, но очень привлекательная. Променять ее на какую-то Любочку мог только идиот! Но ведь променяли же, променяли… Губы Жанны непроизвольно скривились, — сейчас заплачет, — но в последний момент она удержала-таки себя в руках. Вот реветь ей сегодня противопоказано. Зря, что ли, она столько времени потратила на макияж!
Ну и подумаешь, что никто не увидит, — все равно в новогоднюю ночь она зажжет елку и, безупречно одетая и накрашенная, сядет за безупречно сервированный стол, выпьет дорогого шампанского, а потом… О «потом» Жанна Сергеевна старалась не думать. Потому что «потом» ей оставалось только посмотреть телевизор, стереть косметику, снять платье и украшения и лечь спать. Но вряд ли она уснет, скорее всего опять будет обливать слезами подушку…
Стрелка на часах близилась к десяти, когда в комнату постучали. Не успела Жанна удивиться, кому это она понадобилась, как в приоткрывшуюся дверь просунулась голова соседки Наташи:
— Жанночка, можно к тебе? Можно? Ой, какая ты красивая!
Жанна обернулась от зеркала:
— Конечно, заходи. Спасибо за «красивую», ты тоже прекрасно выглядишь!
Наташа являла собой полную противоположность Жанне Сергеевне. Она работала продавщицей в валютной «Березке» и носила только ультрамодные шмотки. Вот и сейчас на ней было ярко-красное трикотажное платье с черными вставками по бокам, явно заграничного производства и явно очень дорогое. Талию подчеркивал черный лаковый ремень, пожалуй, слишком широкий, но тоже супермодный, с тяжелой золотой пряжкой. В ушах, на шее и на руках болталось неимоверное количество чешской бижутерии «под золото», так что блеском Наташа затмевала стоящую в комнате елку.
При виде всего этого импортного великолепия Жанна Сергеевна только вздохнула. Ну, не понимает девушка, что дорого и модно — это не всегда красиво. Платье «в облипочку» только подчеркивало недостатки Наташиной фигуры: низкую талию и тяжеловесный зад. И объяснять бесполезно, только испортишь настроение себе и ей.
Однако если вкус у соседки напрочь отсутствовал, то сердце было доброе.
— Жанночка, — робко начала Наташа. — Я вот тут подумала и хотела тебе предложить… Ты никуда не собираешься?
— Нет.
— Точно? Такое платье красивое…
Жанна усмехнулась:
— Ну, Новый год все-таки. Не встречать же его абы как.
— Так вот, если ты точно никуда не собираешься, может, пойдем ко мне? У меня там кое-какая компания…
Вот в Наташину компанию Жанне идти совсем не хотелось. Но отказаться — обидеть… Наташа прекрасно знала, что Жанна осталась одна, что ей сейчас, должно быть, тошно, вот и решила проявить сочувствие. Что ж, добрыми намерениями, как известно, вымощена дорога в ад. Жанна в замешательстве смотрела на соседку, лихорадочно изобретая благовидный предлог для отказа. Как назло, в голову ничего не приходило.
— Извини, Наташенька, но я ведь никого там не знаю…
Наташа пожала плечами:
— Какая беда? Ничего, познакомишься!
— Но чужой человек среди всех своих всегда доставляет неудобства.
Наташа рассмеялась:
— Да какие там «все свои»! Совсем маленькая компания. Мы с Пьером собирались в ресторан, но у него что-то там не выгорело. Он освободится только в десять и сразу придет ко мне.
Пьер был одним из Наташиных заграничных «друзей». Не слишком большую зарплату продавщицы Наташа тратила большей частью на такси, а основные средства к жизни ей доставляли несколько поклонников-иностранцев. Конечно, она не афишировала источники своих доходов, но Жанна давно об этом догадывалась. Однако обе предпочитали делать вид, что и итальянца Марио, и француза Пьера, и норвежца Стива — постоянных «клиентов» — связывают с Наташей только дела и платоническая дружба.
Жанна внутренне передернулась: ну вот, дожили, не хватало только провести новогоднюю ночь в обществе валютной проститутки и ее клиента. Хотя Пьер приходил в квартиру на Патриарших уже лет пять и при встречах с Жанной и Володей вел себя безукоризненно вежливо.
