За три последних десятилетия экономического роста Китая эта страна использовала стратегию, очень похожую на тайваньскую. Все промышленные предприятия принадлежали государству при коммунистическом режиме Мао. Сейчас государственный сектор экономики дает лишь около 40% общего промышленного дохода
. За тридцать лет экономических реформ некоторые небольшие государственные предприятия были приватизированы под лозунгом «чжуада фаньсяо» (держать большие, давать уйти малым). Но в основном падение доли государственных предприятий объясняется ростом частного сектора. Китайцы к тому же придумали уникальный тип предприятий, основанный на гибридной форме собственности — СГП (сельско-городские предприятия). Формально этими предприятиями владеют местные власти, но работают они так, как если бы находились в частной собственности влиятельных местных политических фигур.
Хорошо работающие государственные компании можно найти не только в Юго-Восточной Азии. Успехи экономики многих стран Европы (Австрии, Финляндии, Франции, Норвегии и Италии) после Второй мировой войны были достигнуты благодаря очень крупным государственным секторам, по крайней мере до 1980-х. В Финляндии и Франции государственный сектор находился на самом переднем краю технологической модернизации. В Финляндии государственные предприятия возглавили технологическую модернизацию в лесной, добывающей, стальной промышленности, в сфере транспортного оборудования, бумагоделательных машин и химической промышленности
. В ходе недавней приватизации финское правительство уступило контрольный пакет акций лишь в нескольких из них. Если говорить о Франции, читатель, возможно, удивится, узнав, что многие знаменитые французские бренды — Renault (автомобилестроение), Alcatel (телекоммуникации и оборудование), St Gobain (стекло и другие строительные материалы), Usinor (сталь; поглощен Arcelor, ныне часть Arcelor-Mittal, крупнейшего производителя стали в мире), Thomson (электроника), Thales (оборонная электроника), Elf Aquitaine (нефть и газ), Rhone-Poulenc (фармацевтика; слилась с немецкой компанией Hoechst, образовав Aventis — ныне часть Sanofi-Aventis) — раньше были государственными
. Эти компании шли во главе технологической модернизации и промышленного развития страны под государственным управлением и лишь в период с 1986 по 2000 год были приватизированы
.
Хорошо функционирующие государственные предприятия можно найти и в Латинской Америке. Бразильская государственная нефтяная компания Petrobras — одна из крупнейших в мире и самых передовых по технологиям. EMBRAER (Empresa Brasileira de Aeronáutica), бразильский производитель «региональных самолетов» (ближнемагистральных реактивных самолетов), тоже выбилась в мировые лидеры под государственным управлением. Сейчас EMBRAER — крупнейший производитель таких самолетов — занимает третье место в мире среди всех авиапроизводителей после Airbus и Boeing. Компания была приватизирована в 1994 году, но бразильское правительство сохраняет «золотую акцию» (1% капитала), что позволяет ему накладывать вето на определенные сделки, касающиеся продаж военных самолетов и передачи технологий зарубежным странам
.
Но если успешных государственных предприятий так много, почему мы нечасто о них слышим? Во многом дело в природе вещей — и журнальные, и академические публикации склонны писать о негативе. Газеты предпочитают сообщать о плохих вещах: войнах, природных катаклизмах, эпидемиях, голоде, преступлениях, банкротствах и т. д. Хотя сосредоточиваться на этом естественно и необходимо, такое обыкновение журналистов в итоге дает публике самую мрачную картину мира. Если вернуться к государственным предприятиям, то журналисты и ученые обычно обращаются к ним, только если что-то идет не так, наблюдается неэффективность, коррупция, пренебрежение обязанностями. Нормально функционирующие компании привлекают сравнительно мало внимания, точно так же как мирный трудовой день в жизни «среднего гражданина» едва ли попадет на первые страницы газет. Есть и еще одна, возможно, более важная причина скудости положительной информации о государственных предприятиях. Рост неолиберализма в последние два десятилетия сделал государственное участие в экономике настолько непопулярным, что сами успешные предприятия стараются затушевать свои связи с государством. Singapore Airlines не рекламирует то, что ею владеет государство. Renault, POSCO и EMBRAER (уже приватизированные) стремятся затушевать (если не окончательно скрыть) то обстоятельство, что фирмами мирового класса они стали под государственным управлением.
Частичное государственное владение компанией практически всегда замалчивается. Например, мало кто знает, что правительство земли (Land) Нижняя Саксония (Niedersachsen) — крупнейший акционер немецкого автопроизводителя Volkswagen (у него 18,6% акций).
Однако непопулярность государственного владения не полностью (и даже не большей частью) объясняется влиянием неолиберальной идеологии. Во всем мире существует множество государственных предприятий, показатели которых не так хороши. Приведенные мною примеры эффективного государственного управления не призваны отвлечь внимание читателя от тех, что демонстрируют низкую производительность. Они должны показать, что плохая работа не является чем-то «неизбежным» и что повышение производительности необязательно должно быть связано с приватизацией.
Слово в защиту государственных предприятий
Я уже показал, что все предполагаемые причины плохой работы государственных предприятий относятся в той же мере к крупным частным фирмам с распределенным владением, хотя, вероятно, не в той же мере. Мои примеры показывают также, что многие государственные предприятия процветают. И это еще не все. Экономическая теория доказывает, что существуют условия, при которых государственные предприятия предпочтительнее, чем фирмы, находящиеся в частной собственности.
Одно из таких условий: частные инвесторы отказываются финансировать новое направление, сулящее долгосрочные выгоды, но считающееся излишне рискованным. Именно из-за быстрого оборота денег рынки капитала имеют врожденный уклон к краткосрочным выгодам и не любят связываться с рискованными масштабными проектами с долгим инкубационным периодом. Если рынок капитала оказывается слишком осторожен, чтобы финансировать жизнеспособный проект (экономисты называют это «провал рынка капитала»), государство может прийти на помощь, учредив предприятие со своим участием.
Провалы рынка капитала особенно часто проявляются на ранних стадиях развития, когда консерватизм более выражен. Поэтому в разных странах к учреждениям государственных предприятий чаще прибегали на первых этапах роста, о чем я писал в главе 2. В XVIII веке, при Фридрихе Великом (1740–1786), Пруссия завела ряд «образцовых фабрик» в таких отраслях промышленности, как текстильная (прежде всего производство льняных изделий), металлообработка, оборонное производство, рафинирование сахара, производство фарфора и шелка
. Взяв Пруссию в качестве ролевой модели, японское государство эпохи Мэйдзи в конце XIX века тоже основало государственные образцовые фабрики, специализирующиеся в ряде ключевых отраслей. Это были судостроение, стальная, добывающая, текстильная (хлопок, шерсть, шелк) и оборонная промышленность
. Японское правительство вскоре после начала работы этих предприятий приватизировало их, но продолжало интенсивно субсидировать некоторые производства, особенно судостроение. Корейский сталелитейный гигант POSCO — более современный и яркий пример государственного предприятия, появившегося в результате провала рынка капитала. Вывод из этого ясен: государственные предприятия часто учреждаются, чтобы дать толчок развитию капитализма, а не затмить его, как часто ошибочно полагают.
