Все это не отменяет того факта, что поведение людей имеет значение для экономического развития. Дело в том, что поступки не определяются культурой. Более того, культуры меняются, так что ошибочно считать культуру чем-то предопределенным, чем грешат многие культурологи. Чтобы понять это, вернемся ненадолго к загадке ленивых японцев и вороватых немцев.
Одна из причин, по которым немецкая или японская культура смотрелись в прошлом так невыгодно применительно к экономическому развитию, заключается в том, что наблюдатели из богатых стран были склонны к предубеждению против иностранцев, в особенности бедных. Существовал и элемент подлинного заблуждения, поскольку богатые страны организованы совершенно иначе, нежели бедные.
Рассмотрим лень — наиболее часто приводимую «культурную» особенность бедных. Люди в богатых странах обычно считают, что многие бедны, потому что их народы ленивы. Но вообще-то в бедных странах большинство людей работает по 10–12 часов в день в каторжных условиях. Они кажутсяленивыми потому, что зачастую им недостает «индустриального» чувства времени. Когда вы работаете примитивными инструментами или с помощью простейших машин, вам не нужно строго соблюдать сроки и временные рамки. Если вы работаете на автоматизированном фабричном производстве, то это имеет исключительную важность. Люди из богатых стран часто считают такую разницу в чувстве времени ленью. Конечно, не все объяснялось предубеждением или недопониманием. Немцы начала XIX века или японцы начала XX были в целом не так организованы, не настолько рациональны, дисциплинированны и т. д., как жители успешных стран того времени или, если уж на то пошло, как жители современной Германии или Японии. Но вопрос заключается в том, можем ли мы действительно назвать корни таких «негативных» форм поведения «культурными»? Укоренены ли они в убеждениях, ценностях и взглядах, которые передавались через поколения и которые очень трудно или вообще невозможно изменить?
Ответ краток: нет. Давайте опять посмотрим на лень. Действительно, в бедных странах намного больше людей, «прохлаждающихся без дела». Но потому ли это, что в культуре этих людей праздность ценится выше усердного труда? Едва ли. В основном это связано с тем, что здесь много безработных или недостаточно занятых работников (последние — это люди, у которых работа есть, но ее не хватает, чтобы она занимала все время). А это результат экономических условий, а не культуры. Тот факт, что иммигранты из бедных стран с «ленивой» культурой вкалывают усерднее местных жителей, доказывает мою мысль.
Что же до некогда раздутой «бесчестности» немцев в прошлом, то, если страна бедна, люди часто прибегают к неэтичным или даже незаконным средствам заработать на жизнь. Бедность подразумевает также и слабые правоохранительные органы, которые спускают людям их противоправное поведение и делают нарушение закона более «культурно приемлемым».
А что же с «чрезмерными эмоциями» японцев и немцев? Рациональное мышление (отсутствие которого зачастую выражается в излишних эмоциях) образуется в основном вследствие экономического развития. Современная экономика требует рациональной организации деятельности, которая затем меняет представление людей о мире. «Жизнь сегодняшним днем» или «беспечность» — эпитеты, которые в настоящее время многие связывают с Африкой и Латинской Америкой, — тоже суть следствия экономических условий. В медленно меняющейся экономике нет особой нужды строить планы на будущее — люди делают это, лишь когда ожидают новых возможностей (например, появления новой специальности) или неожиданных потрясений (внезапного наплыва импортных товаров). Кроме того, бедная экономика не дает многих инструментов, опираясь на которые можно было бы планировать будущее (к примеру, кредиты, страхование, контракты).
Иными словами, многие из «отрицательных» форм поведения японцев и немцев в прошлом в основном были результатом экономических условий, присущих всем экономически слаборазвитым странам, нежели их специфических культур. Вот почему немцы и японцы прошлого «культурно» были намного ближе жителям нынешних развивающихся стран, чем современным Германии и Японии.
Многие их этих, казалось бы, неизменных «национальных привычек» могут трансформироваться (и как показала практика, трансформировались) довольно быстро под влиянием перемен. Именно этот процесс зафиксировали некоторые наблюдатели в Германии конца XIX века и в Японии начала XX века Сидней Гулик, американский миссионер, которого я уже упоминал, писал, что «японцы производят двойственное впечатление трудолюбивых и прилежных, с одной стороны, а с другой — ленивых и совершенно безучастных к ходу времени»
. Если вы изучали рабочих новых фабрик и заводов, они казались очень трудолюбивыми. Но если посмотреть на не загруженных работой крестьян или плотников, они выглядят «ленивыми». В процессе экономического развития у людей очень быстро развивается «индустриальное» чувство времени. Моя страна, Корея, может служить интересным примером в этом отношении. Двадцать, даже пятнадцать лет назад у нас бытовало выражение «корейское время». Оно относилось к широко распространенным случаям, когда люди опаздывали на встречу на час или два и даже не чувствовали никакого смущения по этому поводу. Сейчас, когда ритм жизни ускорился и стал намного более организованным, такое поведение практически исчезло, а вместе с ним и выражение.
Иными словами, культура меняется по мере экономического развития
[35]. Поэтому сегодняшние японская и немецкая культура так отличаются от культуры их предков. Культура — это в той же степени результат экономического развития, что и его причина. Было бы намного вернее сказать, что страны становятся «трудолюбивыми» и «дисциплинированными», а также приобретают другие «положительные» культурные черты в итоге экономического развития, а не наоборот.
Многие культурологи теоретически признают, что культура меняется. Но на практике они относятся к ней как к чему-то неизменному и, несмотря на бесчисленные свидетельства современников, представляют японцев, к примеру, в начале экономического развития в самом выгодном свете. Дэвид Лэндис, ведущий представитель культурной теории экономического развития, утверждает: «Японцы подошли к модернизации с присущей им глубиной и системностью. Они были готовы к ней благодаря традиции эффективного правительства, высокому уровню грамотности, тесным семейным связям, трудовой этике и самодисциплине, ощущению национальной силы и врожденного превосходства»
. Несмотря на частые указания современников на лень японцев, Фукуяма в своей книге «Доверие» утверждает, что существовал «японский аналог протестантской трудовой этики, сформировавшийся примерно в то же время»
. Когда он определяет Германию как общество «высокого доверия», то вновь забывает тот факт, что до того, как немцы разбогатели, многие иностранцы считали, что они постоянно всех обжуливают и не способны на сотрудничество друг с другом.
