К февралю 2011 года протесты перекинулись на Ливию и вскоре переросли в вооруженное восстание против диктатора Муаммара Каддафи. Вашингтон протолкнул в ООН резолюцию, позволившую Штатам и другим странам атаковать ливийские правительственные войска для поддержки и защиты повстанцев и гражданских лиц. Постоянный представитель США при ООН Сьюзан Райс изо всех сил старалась, чтобы русские поддержали эти меры — или, по крайней мере, не накладывали на них вето. Медведев воздержался, резолюция прошла, и представители администрации Обамы рассматривали это как свой большой дипломатический успех — еще один довод в пользу перезагрузки. Вскоре американские, французские, канадские и британские вооруженные силы начали ракетные обстрелы и боевые вылеты против сил Каддафи.
Путин был страшно зол — на Соединенные Штаты, снова влезшие в арабский мир, и на Медведева за то, что не воспрепятствовал тому, что казалось ему американской спесью. Президент заявил, что резолюция ООН «похожа на средневековые призывы к крестовым походам», и составил перечень недавних действий США, которые он считал военными преступлениями: «Во времена Билла Клинтона бомбили Югославию и Белград, Буш ввел войска в Афганистан, потом под надуманным, совершенно лживым предлогом ввели войска в Ирак, ликвидировали все иракское руководство, убили даже детей в семье Саддама Хусейна. Теперь под предлогом защиты мирного населения на очереди Ливия».
Казалось, он опасается, что если США позволяют себе зайти так далеко в низвержении правительств по всему миру, то не станет ли Россия следующей?
Команда Обамы, занимающаяся внешней политикой, была застигнута врасплох. «Мы не могли и предположить, насколько это выведет Путина из себя», — вспоминал Джейк Салливан, тогдашний директор службы Госдепа по политическому планированию.
Медведеву предстоял еще год президентства, и вопрос заключался в том, позволит ли Путин ему остаться на второй срок или снова потребует этот пост для себя. Резкий ответ Путина на действия в Ливии означал конец Медведева-президента.
Хиллари Клинтон полагала, что администрация Обамы должна начать подготовку к возвращению Путина ко всей полноте власти. Она не поехала на саммит по сохранению популяции тигров, куда ее приглашал Путин. Саммит состоялся в ноябре. После этого она встречалась с человеком из американского правительства, который участвовал в мероприятии, — не для того, чтобы поговорить о тиграх, а для того, чтобы побыть в путинском окружении.
Этот американский чиновник получил кое-какие интересные сведения и поделился ими с Клинтон: Путин начал менять коменду. Русские, еще недавно работавшие в медведевской президентской команде, переходили работать к Путину. Это подтверждало мысль о том, что Путин действительно намеревался убрать Медведева и сам идти на президентские выборы 2012 года.
Клинтон послала в Белый дом записку: пришло время подумать о возвращении Путина к власти и о последствиях этого для политики США. Записка Клинтон привела в раздражение многих деятелей администрации, включая представителей ее собственной службы. Им казалось, что она слишком торопится получить выгоду от заданной по умолчанию апологии войны. Многие чиновники президентской администрации надеялись, что смогут еще немало выжать из перезагрузки.
В сентябре 2011 года Путин сделал официальное заявление. Появившись на публике вместе с Медведевым, он объявил, что будет участвовать в президентской гонке. Медведеву предстояло уступить и заняться кабинетом министров. Для официальных лиц в США, которые так много поставили на работу с Медведевым, это стало огромным разочарованием.
Хорошим эмоциональным шоком стал этот ход и для российского истеблишмента. Худшие опасения в отношении Путина, высказывавшиеся Каспаровым, Немцовым и другими оппозиционными лидерами, подтвердились, причем настолько, что стало понятно пренебрежение Путина к любому подобию демократических процессов. «Народу не нравится, когда с ним обращаются как с ковриком у двери, о который Кремль вытирает ноги, — заметил позднее Владимир Кара-Мурза, молодой и харизматичный деятель российской оппозиции. — Неприемлемо, когда два человека выходят к людям и говорят: мы встретились, поговорили между собой и решили, что вот он будет президентом, а я стану премьер-министром. И люди решили: мы не скот».
«Мы не скот» — вскоре эта фраза станет лозунгом российской оппозиции.
Вскоре после сделанного тандемом заявления посольство США начало собирать свидетельства возникновения народной оппозиции к Путину. Однажды Путин пришел на боксерский матч и поднялся на ринг. Толпа принялась свистеть. «Можно было почувствовать в этом обеспокоенность по поводу еще одного шестилетнего срока с Путиным», — вспоминал тогдашний посол США в России Джон Бейрль.
Казалось, надвигается конфликт.
Глава 3
Мы здесь потому, что Клинтон разослала нам СМС?
Россия полным ходом шла к политическому кризису, и Путин винил в этом лично Хиллари Клинтон.
В самом начале декабря 2011 года в России прошли выборы в Государственную Думу. Наблюдатели сообщали о вопиющих подтасовках, включая бесстыдный вброс бюллетеней в урны. Появились видеозаписи, на которых председатели избирательных комиссии сами заполняли стопки бюллетеней. Это было похоже на вирус. За несколько дней улицы центра Москвы заполнили толпы протестующих, которые выкрикивали: антипутинские лозунги. Несколько сотен человек было арестовано. Сообщества наблюдателей за российскими выборами, а также антипутинские веб-сайты и радиостанции сообщали о том, что стали жертвами атак хакеров. Партия Путина «Единая Россия» набрала около половины голосов, что означало значительную потерю мест в Думе. Занявшая второе место коммунистическая партия набрала 19 процентов.
На следующий день после выборов Клинтон участвовала в международной конференции по Афганистану в Бонне. Не сводя глаз с Лаврова, она заявила, что Соединенные Штаты «высказывают серьезную озабоченность по поводу проведения выборов. Мы также озабочены сообщениями о том, что независимые наблюдатели за выборами подверглись нападкам, а их сайты — кибератакам. Это полностью противоречит идее обеспечения прав народа наблюдать за ходом выборов, участвовать в них и распространять правдивую информацию». Она отметила, что гордится теми русскими, которые пытались добиться справедливых выборов, и что российские избиратели заслуживают полного расследования всех достоверных отчетов о мошенничестве и манипуляциях на избирательных участках. На следующий день она продолжила высказываться критически: «Российский народ, как любой другой народ, заслуживает того, чтобы его голос услышали, а его избирательная воля была учтена. Это означает, что русские заслуживают справедливых, свободных, прозрачных выборов и лидеров, которые будут нести перед ними ответственность».
Насколько удивительными были эти комментарии? Макфол оправдывал заявления Клинтон, решив, что именно государственный секретарь, а не чиновник низшего уровня или пресс-секретарь должен выражать позицию США по этому вопросу. «Я хотел, чтобы русские обратили на это внимание», — вспоминал он позднее. Но для некоторых официальных лиц в США заявление Клинтон об американской поддержке справедливых демократических выборов было не чем-то неожиданным, а скорее простой рутиной. Уолландер позже говорила: «Мы все время видим нечто подобное. Это, по правде говоря, стандартно для Госдепа».
