Существовала и еще одна сложность. Чуть раньше агенты в нью-йоркском офисе ФБР спорили между собой о том, нужно ли открывать следствие против фонда Клинтон в связи с торговлей влиянием — использованием служебного положения в личных целях, и финансовыми преступлениями. Департамент юстиции решил, что достаточных оснований для открытия следствия нет. Дискуссия по этому поводу между агентами и департаментом временами становилась очень напряженной. Некоторые агенты просто закипали. Пошел слушок, что нью-йоркский офис стал пристанищем для всех, у кого были претензии к Клинтон. И вот в этой наэлектризованной обстановке сотрудники все того же нью-йоркского отделения Бюро обнаружили на вайнеровском компе письма Хиллари.
ФБР пока не получила ордер на обыск, чтобы начать исследовать всю почту. Однако Коми и его советники опасались, что, если не начать действовать быстро, агенты ФБР, имеющие зуб на Клинтонов, распространят слух о находке. Один из советников Коми говорил о том времени: «Мы стояли перед огромной кучей дерьма. Вопрос был только в том, с какой стороны начинать его есть».
Палмьери вместе с Клинтон куда-то летела бортом кампании, когда до нее дозвонился один репортер и спросил, слышала ли она о письме Коми. Палмьери не знала, о чем говорил журналист. Интернет не работал. Она смогла лишь загрузить заголовки статей о письме. Должно быть, это какая-то ошибка, думала она. Палмьери прекрасно знала правила: с приближением выборов ФБР и Департамент юстиции должны были избегать любых действий, которые могли бы повлиять на исход голосования.
Чтобы сообщить о происшедшем Клинтон, Палмьери взяла с собой Мука. Кандидат восприняла новость стоически. Она сфокусировалась на немедленных действиях — как отнестись к проблеме и как ее преподнести общественности. Палмьери вспоминала: «Как будто она знала заранее, что две последние недели не обойдутся без ужасных происшествий».
С борта самолета, с нестабильным доступом к сети, Клинтон и путешествовавшие с ней помощники почти двадцать минут пытались связаться с Бруклином. По телефону они обсудили с другими сотрудниками кампании, какой урон могло нанести им заявление Коми. Директор ФБР только что воскресил сложную тему, которая могла уничтожить всю ее избирательную кампанию, даже если Коми пока не мог назвать ни одного нового доказательства ее проступков. Подеста, чьи письма стали причиной столь значительных проблем этого месяца, был расстроен больше всех. Он думал: «Нас поимели».
Глава 20
Это настоящая перезагрузка Западного мира
В ту пятницу 28 октября на шумном ралли Трампа в Нью-Гэмпшире кричалки были куда яростнее, чем обычно: «Заприте ее! Заприте ее в тюрьму!» Сам Трамп был полон энтузиазма. «Может быть, наконец-то справедливость восторжествует, — сказал он своим сторонникам. — Коррумпированность Хиллари Клинтон достигла невиданных ранее масштабов».
Письмо Коми всколыхнуло предвыборную кампанию, и кандидатура Трампа получила новый мощный импульс. Клинтон нанесли удар с неожиданной стороны. Ее команда решила не бросать Коми прямого вызова, но насесть на него, чтобы получить больше информации и достичь скорейшего разрешения ситуации.
Сенатор Гарри Райд, руководитель демократического меньшинства, был твердо намерен что-нибудь предпринять. Ему казалось, что произошла ужасная несправедливость. ФБР повторно открыло уже законченное расследование по делу кандидата от его партии, в то время как расследование по делу ее соперника всячески замалчивалось. Он разразился в адрес Коми злобным письмом, обвиняя его в нарушении закона Хэтча — федерального закона, который запрещает правительственным чиновникам США использовать свое служебное положение для оказания влияния на выборы. Письмо, которое Райд опубликовал, обвиняло Коми в применении двойных стандартов. «Как только в Ваше распоряжение попадает хотя бы легчайший порочащий намек, касающийся секретаря Клинтон, Вы тут же бросаетесь оглашать его в самом негативном свете», — сетовал Райд. Того же самого по отношению к Трампу Коми себе не позволял. «Из моего общения с Вами и другими высшими чинами в сообществе национальной безопасности стало ясно, что Вы обладаете взрывоопасной информацией о тесных связях и совместных действиях Дональда Трампа и его старших советников с российским правительством… Публика имеет право ознакомиться с этой информацией».
Райд не уточнил, в чем заключалась «взрывоопасная информация». Но это был последний шанс на то, чтобы ввести в игру вопрос о российских связях кампании Трампа. Райд думал: если избиратели узнают, что Бюро копает связи между Трампом и Кремлем, может быть, — может быть! — это сыграет свою роль и предотвратит крушение президентской кампании Клинтон.
Два последних месяца Дэвид Корн, репортер вашингтонского журнала Mother Jones, копался в связях Трампа с Россией. Письмо, отосланное Райдом Коми в предыдущем августе — по поводу «доказательств прямых связей между российским правительством и президентской кампанией Дональда Трампа», — было заманчивой ниточкой. Через несколько недель после этого Майкл Айзикофф сообщал о том, что разведывательные агентства США прощупывают Картера Пейджа и анализируют его июльскую поездку в Москву. А в Вашингтоне роились слухи о расследованиях ФБР, ордерах Суда по делам о надзоре за иностранными разведками(FISA), о предполагаемых связях между компьютерным сервером, используемым в бизнесе Трампа, и российским «Альфа-Банком». Ходили толки о разведывательных перехватах, зафиксировавших компрометирующие разговоры. Но достоверной информации не было, и все сведения, даже непроверенные, просачивались по капле. Новое письмо Райда с обвинениями в адрес Коми было подсказкой: за этим крылась настоящая история. Что же, хотел бы знать Корн, было этой «взрывоопасной информацией»?
В тот уик-энд Корн связался с Гленном Симпсоном из Fusion GPS. Корн был знаком с Симпсоном уже давно — как с коллегой, как с приятелем из общества, как с дополнительным источником, — и он был в курсе того, что Симпсон проводил сбор информации на конкурента Клинтон. Симпсон расследовал все связи Трампа, включая российские. Корн спросил, есть ли у Симпсона свежие версии или намеки, полученные в результате независимого расследования.
Симпсон предложил ему встретиться.
* * *
После своей поездки в Вашингтон в середине сентября Крис Стил продолжил готовить для Симпсона отчеты. В одном из них говорилось, что Кремль испытывает «раскаяние покупателя» в связи со своим вмешательством в выборы в США. Однако поговаривали, что российские чиновники сожалели о том, что сброс взломанной антиклинтоновской почты не наделал больше шума. Служащий российского Министерства иностранных дел сказал одному из контактов Стила, что Кремль верил: даже если бы Трамп проиграл, он бы продолжал быть силой, сеющей рознь в американской политике. Русские все равно победили бы, даже если бы Трамп проиграл.
Другое донесение рассказывало о новых деталях предполагавшейся встречи между Игорем Сечиным из «Роснефти» и Картером Пейджем. Цитируя источник, близкий к Сечину, Стил писал, что хозяин «Роснефти» предлагал Пейджу и другим ассоциированным с Трампом лицам процент от огромного брокерского вознаграждения, которое поступит от предстоящей приватизационной продажи 19 процентов «Роснефти». В записках также утверждалось, что Майкл Коэн, адвокат Трампа, играл «ключевую роль в секретных отношениях кампании ТРАМПА / КРЕМЛЯ». Дополнительная записка говорила, что Коэн в августе тайно встречался в Праге с представителями Кремля, чтобы «подчистить неприятности», случившиеся после появления новых историй об отношениях Манафорта с коррумпированным режимом Януковича в Украине и по поводу июльской поездки Пейджа в Москву. (Коэн впоследствии скажет, что он никогда не был в Праге и не проводил таких встреч.)
