Сейчас оставалось надеяться только на удачу. И Регина
надеялась. Интуиция подсказывала, что сегодня ей непременно повезет. Она даже
вошла во вкус. Ей уже нравилась эта тихая, осторожная охота.
Полянская свернула в большой проходной двор, подкатила
коляску к одной из скамеек, вытащила ребенка и понесла на руках через глубокие
лужи к качелям. Пакеты остались висеть на ручках. Регина затаила дыхание.
Во дворе было пусто. Погода стояла скверная, моросил мелкий
дождь, холодный и нудный. Место, где Регина припарковала машину, было очень
удобным. Отсюда отлично просматривалась детская площадка, и в любой момент
можно беспрепятственно покинуть двор, быстро выехать в переулок.
Полянская, отряхнув перчаткой мокрые качели, усадила на них
ребенка. Регина спокойно вышла из машины, подошла к скамейке, у которой стояла
коляска, быстро бросила в один из пакетов свой маленький сверток и так же
спокойно, не спеша вернулась к своему «Москвичу», села за руль и включила
мотор.
Полянская была занята только ребенком, в сторону коляски ни
разу не взглянула. Две старушки на лавочке у подъезда были заняты оживленной
беседой и тоже ничего не могли заметить.
Сжимая в руке крошечный пульт управления, она стала ждать,
спокойно и терпеливо, когда Полянская подойдет к коляске.
* * *
– Мамочка, ну еще капельку, – просила Лиза, – еще немножко.
– Малыш, пойдем домой, мы с тобой совсем промокнем, Погода
такая противная. – Лена попыталась снять дочь с качелей, но Лиза тут же горячо
запротестовала:
– Погода хорошая! Я хочу еще покачаться, ну пожалуйста!
На детской площадке было несколько видов качелей, н Лиза
решила перепробовать все. Лена смирилась, но то и дело поглядывала на часы.
«Если Лизонька сейчас как следует нагуляется, она быстрее
заснет после обеда, поспит подольше, и я успею спокойно сделать хотя бы часть
сегодняшних дел», – думала Лена, раскачивая качели.
– Все, мамочка, теперь пойдем домой. Я хочу кушать, снимай
меня, – сказала наконец Лиза.
Лена взяла ее на руки. Коляска стояла метрах в двадцати
Осторожно ступая по мокрой наледи, стараясь не поскользнуться, Лена сделала
несколько шагов.
И тут раздался резкий визг тормозов. Во двор въезжал
новенький джип, черный, с яркими цветными зигзагами и звездами на боках.
Сидевший за рулем квадратный кожаный «браток» смачно выругался. На том месте,
где он обычно оставлял тачку, когда приезжал сюда два раза в неделю, на его
постоянном, законном месте, стояла какая-то козявка, старый грязный «Москвич».
С тех пор как хозяин джипа снял в этом доме квартиру для
своей любовницы, почти никто из автовладельцев, живших здесь, не решался
занимать облюбованное квадратным «братком» место на дворовой стоянке. Хозяин
джипа привык, что его место всегда свободно, и въезжал сюда, не глядя. Поэтому
он слишком поздно заметил нахальный «Москвич».
– Ну и хрен с тобой! – произнес он и долбанул своим мощным
бампером жалкую задницу «Москвича».
Прежде чем что-либо сообразить, Лена упала на мягкую мокрую
землю газона, прикрыв собой Лизу. От грохота заложило уши. Отчаянно загудела и
завыла сигнализация припаркованных во дворе машин.
Совсем близко что-то ярко вспыхнуло. Лена боялась взглянуть
туда. Она думала только об одном: Лиза лежит на мокрой, холодной земле.
Комбинезон промокнет насквозь. А до дома идти минут пятнадцать. Лена видела
перед собой огромные ярко-голубые испуганные глаза ребенка, которые быстр0
наполнялись слезами. Слезы текли по румяному, забрызганному грязью личику.
Лену удивило, что Лиза плачет беззвучно. Потом, постепенно,
звук отчаянного, возмущенного плача стал нарастать, Лена как-то отстранение
отметила про себя, что она не совсем оглохла от грохота, раз слышит Лизу.
– Мамочка… мамочка… – повторяла Лиза сквозь слезы и больше
ничего не могла сказать.
Лена медленно, как во сне, подняла голову, потом встала на
колени. Лиза вскочила на ножки и, продолжая громко реветь, ухватилась за мокрое
Ленино пальто.
Надо было подняться с колен, но ноги стали ватными. К
переливчатым трелям автосигнализации прибавился еще один звук – вой милицейской
сирены. Через несколько минут двор был оцеплен.
– С вами и с ребенком все нормально? – спросил полный
молодой капитан, помогая Лене подняться с колен. – Врач нужен?
– Не знаю… – еле слышно прошептала Лена и взяла на руки
всхлипывающую Лизу.
– Это ваша коляска? – К ним подошел оперативник в штатском.
Чувствуя ледяную пустоту внутри, Лена медленно повернула
голову. Посреди двора валялся остов прогулочной коляски. На искореженных
трубках металлического каркаса горели клочья зеленой ткани и поролона. Из
четырех колес осталось только одно, оно медленно, беспомощно крутилось.
То, что осталось от коляски, было похоже на скелет какого-то
причудливого, зверски растерзанного живого существа.
– Да, – кивнула Лена, – это наша коляска. Только она стояла
в другом месте, у скамейки…
– Ее отнесло взрывом, – объяснил капитан.
– Моя обезьянка! – закричала Лиза, и всхлипывания опять
переросли в отчаянный плач.
– Мне надо переодеть ребенка, мне надо домой. Мы живём
совсем близко, в десяти минутах ходьбы… – Лена не могла оторвать взгляда от
искореженного остова.
– Мы отвезем вас домой. Пройдемте в машину, – сказал полный
капитан, – там тепло. Давайте я возьму ребенка.
– Нет! – Лиза вцепилась в маму ногами и руками. – Нет! Не
хочу к дяде! Где моя обезьянка?
– А сумка ваша? – оперативник поднял с земли Ленину черную
кожаную сумочку.
– Да, спасибо.
Оказалось, что маленькая плюшевая обезьянка была в сумке, а
не в пакетах, висевших на ручках коляски. Прижав к мокрому комбинезону чудом
уцелевшего игрушечного зверька, Лиза перестала плакать.
* * *
Хозяин джипа страшно удивился. Он всего лишь слегка долбанул
в задницу козявку-"москвичок", но почему-то в результате взорвалась
детская прогулочная коляска, одиноко стоявшая метрах в тридцати от машин.
Впрочем, удивляться и соображать ему было некогда. Он знал, что последует за
взрывом, и его совершенно не грела перспектива давать свидетельские показания
ментам, которые нагрянут сюда через минуту.
Громко и нервозно матерясь, он газанул, дал задний ход и
успел заметить, как из «москвичонка» пулей вылетела какая-то баба и рванула со
скоростью хорошего спринтера. Но ему до этого дела не было. Ему надо было
скорее сматываться, от греха подальше.
