Нина быстро постукивала ребрами ладоней по его спине. Ее
мягкое округлое лицо не выражало ничего, кроме спокойной сосредоточенности.
Полные губы были чуть приоткрыты. Кудряш повернул голову и встретил ласковый,
преданный взгляд. Глаза у девушки были небесно-голубого цвета, удивительно
яркого и чистого.
Кудряш, сладко покряхтывая, перевернулся на спину и,
протянув руку, нежно похлопал массажистку по круглой щеке.
– Ну, иди сюда, киска, помоги мне расслабиться. Девушка
понимающе улыбнулась и стала не спеша расстегивать пуговицы белого халатика,
под которым ничего не было. Когда ее теплые влажные губы заскользили по
волосатой, покрытой шрамами и наколками груди, Кудряш закрыл глаза и прошептал:
– Ох, Нинок, мог бы – женился на тебе. Такая вот мне нужна,
чтоб ничего не слышала и всегда молчала… такая вот, глухонемая красавица…
Сотовый телефон, валявшийся возле топчана, затренькал совсем
некстати. Не открывая глаз, продолжая хрипло, быстро постанывать, Кудряш
зашарил рукой по полу, нащупал трубку.
– Сняли «жучка», – коротко сообщила трубка.
– Кто? – выдохнул Кудряш.
– Либо очкарик, либо сама девка.
– Где они?
– В Загоринскую поехали, сказали, мол, к староверам.
Может, туфта? Они сначала поговорили, а потом «жука» сняли.
Может, это, на понт берут?
– А ты проверь. У самого-то очкарика тачку оборудовали?
– Не получается пока.
– Ладно, продолжайте вести их. Но не светитесь. У старух
пост стоит?
– А как же! Двое.
– Поставьте третьего. И еще, скажи Бондарю, пусть подберет
жиронду самую лучшую, чтоб по-английски говорила. Лучшую, понял?
Нажав кнопку отбоя. Кудряш уронил телефон на ковер и мягко
прикусил губами розовое нежное ушко, в котором посверкивал холодным огнем
небольшой бриллиантик чистейшей воды в старинной платиновой оправе.
* * *
Майклу действительно удалось разговорить загоринских
староверов. В дома, правда, не пускали, но на улице беседовали охотно. Лена
опять механически переводила, не вдумываясь в смысл разговора. Она давно
заметила, что синхронка обладает коварным свойством изматывать так, что к
вечеру глаза закрываются и коленки дрожат от слабости. А пока работаешь – хоть
пять часов, хоть десять, усталости не чувствуешь, включается автопилот.
Девяностолетний старик по имени Афанасий рассказывал, сидя
на лавочке перед калиткой своего двора, трагические истории о том, как
преследовала раскольников всякая власть, и царская, и советская. Император
Николай Второй был первым самодержцем, который поклялся на Библии не трогать
староверов, оставить их в покое. Но покой этот, как известно, продлился совсем
недолго.
Все цари, кроме последнего, преследовали раскольников за то,
что крестятся двумя, а не тремя перстами. Советы стали расстреливать их за то,
что они вообще крестятся. А теперешняя власть, хоть и терпимо относится к вере,
зато собирается долбить нефть на местах священных старых скитов. И неизвестно,
что хуже.
Лена давно заметила двух молодых людей в распахнутых дорогих
дубленках, которые то и дело мелькали сегодня в самых разных и неожиданных
местах. У обоих был одинаково равнодушный, скучающий вид, оба исчезали, как
только чувствовали, что на них смотрят.
До Загоринской их провожала новенькая серая «Нива» с
заляпанными номерами. Она ехала на почтительном расстоянии, потом исчезла
куда-то, но Лена знала – эта машина проводит их назад, в город, и за рулем
будет один из двух молодых скромников.
– Тебе привет от майора Иевлева, – быстро прошептал Саша
сегодня утром, когда они вышли из гостиницы на свежий воздух, – в машине ничего
не обсуждаем. Поговорим потом. «Хвостов» не бойся.
– А их много? – так же шепотом спросила Лена.
– Посчитаем по дороге.
– Может, сменим маршрут? – предложила Лена. – Они успели
услышать, куда мы сегодня едем.
– Ни в коем случае, – покачал он головой.
– Почему?
– Потому, что так проще сосчитать «хвосты». И вообще, не
стоит из-за них нарушать планы и огорчать старика.
С момента этого быстрого, очень тихого разговора прошло
шесть часов. За это время им с Сашей так и не удалось поговорить еще раз. Но
«хвосты» они сосчитали. Собственно, «хвост» был один, и состоял он из двух
молодцев на серой «Ниве».
Обедали они в маленьком кооперативном кафе на окраине
поселка. Кроме капустного салата и жареной картошки, ничего вегетарианского там
не было. Цыпленок табака, который заказала себе Лена, оказался старой жилистой
курицей. Два молодца, сняв свои дубленки, нагло уселись за соседний столик, и
это вовсе не улучшало аппетит. Однако Саша съел свою огромную порцию пельменей
с удовольствием и опять дочиста вытер тарелку хлебной корочкой.
На обратном пути Майкл задремал. У Лены тоже слипались
глаза. «Что-то здесь не так, – думала она, – откуда такое пристальное внимание?
Я только сходила к матери Васи Слепака… Но обыскали номера и поставили
подслушивающее устройство еще до этого. Тальк могли принять за наркотик. Надо
сказать Саше, чтобы он проверил номер Майкла. Возможно, там тоже всадили
какую-нибудь штучку. Но в любом случае они должны уже обнаружить, что в банке
вовсе не кокаин. Когда Майкл сказал про банку с тальком, я сразу подумала, что
местная наркомафия могла принять нас за каких-нибудь курьеров или что-то в этом
роде. Я даже успокоилась немного, ведь если бы здесь меня вели люди Волкова,
они бы вряд ли позарились на яркую жестянку. Да и вообще, зачем им было рыться
в вещах? А эти, в „Ниве“, вовсе не такие скромники. Они ведут нас почти
открыто. Прямо почетный эскорт…»
– Возможно, в машине и не было ничего, – сказал Саша, когда
они наконец приехали. – Ты продержишься еще полчаса?
– В каком смысле? – удивилась Лена.
– В том смысле, что я бы не отказался от чашки твоего
гениального кофе.
– Ты думаешь, в моем номере теперь можно спокойно
поговорить? Вдруг там есть еще какая-нибудь запасная штучка?
– Нет, – улыбнулся Саша, – теперь уж точно нет. Пока мы
катались к раскольникам, там каждый сантиметр проверили.
– Когда же ты успел сообщить?!
– Фирма веников не вяжет, – хмыкнул Саша. За стойкой сидела
уже другая администраторша. Она отдала ключи и вежливо поздоровалась, даже не
заикнувшись о том, что после одиннадцати посторонних не должно быть в номерах.
– Мы так и не зашли к директору! – вспомнил Майкл.
