Массовое вторжение тюркоязычных кочевников в иранский мир внесло глубокие изменения в этническую и лингвистическую ситуацию в нём, как и в образ жизни его жителей. Пока невозможно оценить, не рискуя ошибиться, численность тюрков, переселившихся в XI—XIII вв. на персидский, арабский и византийский Ближний Восток, и почти не подлежит сомнению, что нашествия монголов, увлекавших за собой или гнавших впереди другие орды, ускорили процесс, уже начатый сельджуками. Отдельные группы расселились в разных провинциях — в Маргиане, которая позже станет Туркменией, в Хорасане, теперь отчасти населённом туркменами, в Фарсе, куда ещё часто наведывались кашгаи. Другие группы, намного более многочисленные, заселили северо-запад Ирана и Малую Азию — некие подобия тупиков, а не проходных дорог, поскольку первый упирался в Кавказские горы, впрочем, достаточно проходимые, а выход из второй пока запирала Византия, и эти местности позже станут называться соответственно Азербайджаном и Турцией.
Хотя суверен и его администрация афишировали заботу о местном населении, не приходится сомневаться, что вторжение кочевников способствовало опустыниванию, поскольку они уничтожали культуры и истребляли леса. Следствиями этого были, с одной стороны, возврат некоторых ираноговорящих элементов, давно ставших оседлыми, к кочевому образу жизни, с другой стороны — частичный отказ власти от контроля за свободолюбивыми родами, которые сельджуки не смогли интегрировать в своё государство. Теперь Иран разделили на провинции, каждой из которых должен был управлять принц из правящего дома, так называемый «царь» (малик), чья армия содержалась за счёт держателей пожизненных ленов (икта), ненаследственных. Зато политика правительства была направлена на то, чтобы отстранить от власти традиционную иранскую знать, дехкан, и для этого оно стало опираться на бюрократию, набираемую из числа мелких земельных собственников, что полностью перевернуло социальную ситуацию и позволило подняться новому классу. Наконец, хоть и ненадолго, сельджуки отчасти восстановили единство мусульманского мира — на землях от Сирии до Средней Азии и некоторым образом воссоздали великую Иранскую империю, сравнимую с империями древнего мира. Это факт первостепенной значимости для иранской истории. Хотя династия, властвовавшая там, была тюркской, хотя служившая ей армия наряду с хорасанцами по преимуществу состояла из тюрков (и это началось не вчера), речь на самом деле идёт именно об иранской империи, об империи, язык которой был персидским, административные кадры которой были персидскими, и, главное, великая культура которой, несмотря на все многочисленные степные, буддийские или китайские влияния, была иранской культурой.
Не менее сложными, и крайне запутанными, были отношения между тюрками и иранцами. Они складывались из влечения и отторжения, из восхищения и презрения. Однако тюрки, проникшие в иранский мир, относились к своим подданным высокомерно, считая их слабыми и созданными для покорности. Например, была такая пословица: «Если тюрок взойдёт на живот таджичке [иранке], живот треснет», а намного позже, в 1349 г., когда персидский малик Герата сделался султаном, это повергло тюрков в изумление: «Как таджик может претендовать на султанский сан?». Иранцы безоговорочно признавали военное превосходство тюрков, но не забывали, что те первоначально стали им известны как рабы, гулямы, — конечно, сильные, но бесправные по закону. Относясь к ним так же, как в своё время относились к арабам, они в глубине души сознавали, что цивилизация их предков была более высокоразвитой. Это не лишало их восприимчивости к красоте тюрчанок, «исполненных грации и живости», имеющих «маленькие, но обольстительные глаза», как сказал медик Ибн Бутлан, умерший в 1063 г. Поэты неустанно воспевали миндалевидный разрез глаз, чёрные косы, круглые лица, подобные полной луне, и графические изображения ясно показывают, что монголоидные черты лица стали идеалом красоты. Впрочем, завоевателей и вассалов разделяло слишком много различных, а иногда диаметрально противоположных традиций, чтобы в отношениях между ними царила гармония. Законы и мораль ислама, отныне пронизавшие Иран, порой были несовместимы с тюркскими традициями — такими, как широкая свобода женщин, не допускавшая заточения в гареме и ношения покрывала; запрет осквернять воду экскрементами, противоречивший обычаю обязательных ритуальных омовений; заклание животных без пролития единой капли крови, тогда как шариат требовал, чтобы вся кровь была выпущена. Ислам усвоил некоторые тюркские нововведения, иногда уже раньше привнесённые наёмниками или соответствовавшие народному идеалу: культ святых, погребальное искусство, скульптурные или живописные изображения. Тюрки уступали по некоторым пунктам или сохраняли свои обычаи, скрывая их, а мусульмане очень часто делали вид, что ничего не замечают. Но достаточно прочесть яростные обличения прекрасного пола, сделанные Низам ал-мулком, чтобы понять ширину пропасти, разделявшей обе культуры: «Если что скажут женщины, надо делать вопреки, чтобы вышло целесообразно» (XLIII), и это не единственное проявление его женоненавистничества, которое укреплял образ жизни тюрчанок.
В эпоху, которую называют сельджукской и которая вполне достойна так называться, возник удивительный феномен, который, как мне кажется, привлекает слишком мало внимания. После того как не меньше века во всей Западной Азии тотально доминировали тюрки в лице сельджуков, Газневидов, Караханидов, в XII в. вновь усилились иранцы. В самом деле, тогда были созданы три великих империи, достигших высшего могущества на рубеже тысяча двухсотого года и занимавших в то время важнейшее место: две в Иране — империи Гуридов и хорезмшахов и третья за пределами Ирана — империя египетских и сирийских Айюбидов. Я отнюдь не игнорирую оговорки, которыми надо сопроводить такое утверждение, имеющее общий характер и, возможно, недостаточно учитывающее нюансы. Только Гуриды были в полной мере иранцами по происхождению, по составу армии, по территории, над которой властвовали. Хорезм был иранской империей, и в его войске служили иранцы (впрочем, тюркизировавшиеся), но управлялся он тюрками; Айюбиды были курдами, но повелевали арабской страной. Тем не менее воскрешение произошло, и нас оно удивляет. А если идти дальше, нельзя ли сказать, что империя Сельджукидов была иранской? Спросим об этом Низам ал-мулка.
ТРИУМФ СУННИЗМА
Сельджукские султаны, принявшие ислам из политических соображений, включились в игру и стали добрыми мусульманами-суннитами, иногда доходя до крайних пределов фанатизма. Они объявили себя врагами шиитов и не оказались клятвопреступниками. Они сделали шиитов главной мишенью. Зато их люди, особенно жившие в племенах, оставались такими же, как прежде, долго хранили древние верования и были мусульманами немногим более чем по названию. От этой привязанности к традициям и поныне остались далеко не только жалкие следы, о чём я могу авторитетно свидетельствовать, посвятив часть жизни их изучению. О степени исламизации тюрков в XIII в. можно судить по тому, что Шейад Хамза, учёный поэт, не народный, начинает свой текст с классического воззвания «Бисмилляхи ар-Рахман ар-Рахим» (Во имя Бога, милостивого, милосердного) и сразу же переводит на тюркский эти арабские слова, которым бы следовало быть привычными для маломальски образованного мусульманина.
