– Э-э… – напрягся папа Гаврилов. – А почему я должен злиться?
– Ну так, на всякий случай. Обещаешь?
Папа неохотно пообещал.
– Помнишь, у тебя был старый смартфон, от которого ты отказался, потому что сказал, что писателям смартфоны иметь опасно? Писатели со смартфоном деградируют… В общем, теперь ты точно не сможешь деградировать. Сегодня ночью твой смартфон поломался.
Папа Гаврилов запыхтел.
– Почему? – спросил он.
– Потому что я фотографировал им молнии. У твоего смартфона хорошая камера… ну была…
– А почему ты не фотографировал молнии своим смартфоном? У него плохая камера?
– Ну… тоже ничего… но я боялся, что начнется дождь, – объяснил Петя. – То есть он, собственно, уже начался… Ты обещал не злиться! А то мне в дальнейшем не будет смысла сознаваться в своих проступках! Короче, я подумал, что тебе смартфон не очень нужен, взял его и выскочил снимать молнии. Они били как сумасшедшие, одна за другой! Я обежал музей и остановился у археологического треугольника.
– Где всякие сосуды, кости, жернова? – уточнила Катя.
– Да! Дождь к тому времени уже хлестал. И вот в какой-то момент мне в кадр попала крыша музея. На крыше стоял человек, а в руках у него было что-то вроде косы, которую он держал занесенной над головой… Я понимаю, что это звучит глупо. Я испугался, но все же машинально продолжал снимать. А потом ударила молния, что-то затрещало, меня на секунду ослепило, и смотрю: на крыше уже никого нет… И дождь такой, что дышать невозможно. Рот открываешь – и такое чувство, что пьешь. Я побежал в автобус. Хотел посмотреть снимки, но телефон уже не работал.
– Так давай карту памяти достанем! – предложил папа.
– Бесполезно. У тебя фотографии на внутреннюю память сохранялись. Кто ж так настраивает? Я батарею вытащил, телефон положил сушиться… Может, отлежится еще. А нет – так в починку сдадим, – сказал Петя.
Катя посмотрела на брата очень внимательно.
– А почему, Петечка, ты ничего Матушкину не сказал? Или Ушицыну? – вкрадчиво спросила она.
Петя смутился.
– Ну… – протянул он. – Я не настолько законопослушен. К тому же я видел этого человека всего пару секунд. Нечего пока им говорить. Они у нас телефон отберут и, если фотографий там не найдут, опять меня подозревать станут… Скажут: вокруг музея шастал, и всё такое! Нетушки!
Катя продолжала смотреть на брата. Уж что-что, а смотреть она умела. От ее взгляда даже некоторые учителя в школе начинали нервничать, сбиваться и сердито говорили: «Гаврилова, или закрой глаза, или иди объясняй тему вместо меня!»
– Ну хорошо… – сказал Петя, тревожно косясь на Катю. – Допустим, есть еще причина! Мне интересно раскрыть это дело самому. Из спортивных соображений.
Мама Гаврилова незаметно наступила папе на ногу. Она очень обрадовалась, что Петя наконец-то чего-то активно захотел.
И папа радовался, что Петя так загорелся.
Петя же, между тем, разгорался все сильнее и сильнее.
– Даже сам не знаю, что мне нужно! Какой-то я весь сегодня непонятный! – бормотал он. – О, знаю уже! Мне нужен кто-нибудь глупенький, но верный, кто будет слушать меня с открытым ртом! Доктор Ватсон – вот кто мне нужен! Саша, иди сюда!
Саша осторожно вылез из-за стола и подошел к Пете.
– А что мне делать? – спросил он.
– Ничего! Я буду тебе объяснять! А объясняя, понимать сам! Думаешь, почему учителя в школе такие умные? Они постоянно объясняют, объясняют, а потом однажды удивляются себе: «Надо же – всего-то двадцать лет прошло, и я действительно понял эту тему!»
Петя утащил Сашу в дальнюю комнату и вместе с ним на половине ватмана изобразил схему музея со всеми залами, крышу с дырой, чердак, витрину с чашей. Вокруг дома схематично набросал много разных человечков и напряженно задумался, то стирая что-то ластиком, то, напротив, что-то добавляя. Целых два часа Петю и Сашу было не видно и не слышно.
Папа Гаврилов бродил по квартире. Повсюду были или дети, или морские свинки, или крысиный клан Шварца. Никакой возможности уединиться с компьютером. Он попытался закрыться в дальней комнате, даже замотал ручки дверей колготками, но каждую минуту кто-нибудь входил через вторую дверь и начинал задавать дурацкие вопросы в стиле «Это не ты сломал мой сачок для бабочек?» Или «Рита потеряла где-то правый ботиночек. Ты не брал?»
«Брал! – сознавался папа. – Я всегда похищаю у Риты ботинок! И именно правый! И именно в те минуты, когда ломаю чей-нибудь сачок для бабочек!»
С горя папа Гаврилов закрылся в ванной, но ванная нужна была еще чаще комнаты. Работать на кухне? Но кухня, как известно, центр дома, а холодильник – его сердце. Папа вышел на улицу в поисках места, где поработать, но яркое солнце забивало экран. Тогда папа заполз с ноутбуком под виноград, с которого на клавиатуру сыпались красные разбегающиеся паучки, и стал мечтать, как было бы здорово купить списанный вагон метро, оборудовать его и жить в нем как в доме. Он устроил бы там печку-буржуйку, установил бы стол, а остальное оставил бы без изменений. Он представлял бы себе тысячи тысяч людей, в разные времена ездивших в этом вагоне, и ему казалось бы, что он живет на перекрестке множества человеческих судеб. А какую книгу можно написать, объединенную единым местом действия – вагоном! А какой сценарий для фильма! Ведь в одном вагоне в разные моменты жизни мог оказаться почти каждый житель России. Особенно если это вагон на Кольцевой линии.
Полчасика поработав, папа устал воевать с красными паучками, вернулся домой и обнаружил, что Петя занял кухонный стол, разложив на нем свой ватман. Вокруг же Пети столпились Катя, Алёна и Вика. Петя показывал им нарисованных вокруг музея человечков.
– Значит, так! Вы все, понятное дело, чашу не брали! Это я просто таблицу Экмана проверял и понял, что с ней ещё больше запутаешься. Но скифскую чашу точно взял кто-то из своих! Слишком уж хорошо похититель знал музей. Двор знал, знал, где наша ковырялка валяется! Поэтому похитителя наверняка нужно искать поблизости! Подозреваемый номер один… трам-парам-пам! – Святослав Кузин! Прошу любить и жаловать!
– Ты его плохо нарисовал! Ноги кривые, на жуликоватую обезьянку похож! Так-то он довольно симпатичный! – заметила Катя.
– Я художник! Это мое внутреннее видение, – сказал Петя. – Итак, Кузин! Личность скользкая. Про наш компьютер, в котором он жесткий диск подменил, не упоминаю. Про то, что он телефоны с сомнительной историей скупает, защиту взламывает и перепродает, тоже не упоминаю.
– Так ты подозреваешь Кузина? Думаешь, это он был на крыше с косой? – спросил папа Гаврилов.
– Не знаю. Помнишь, ты говорил, что видел на крыше шелуху от семечек? Ну и вообще он увивался вокруг полицейских, разнюхивал, врал, будто ему на работу надо. Зачем?
