Земледелие потребовало много наемных рабочих. Хозяева хуторов каждый год волновались, придут ли из центральных губерний крестьяне на заработки в летние месяцы, придут ли косцы, жнецы, не остановит ли их какая-нибудь холера или другое бедствие, не перехватят ли по пути донские казаки, сколько крестьян придет, какую цену назначат они за свой труд. Меньше придет — дороже придется платить да еще смотреть, чтоб не переманил их к себе сосед-хуторянин.
Аренда многим богатым хуторянам казалась делом более надежным: крестьяне-арендаторы «садились на землю», жили здесь постоянно и обеспечивали постоянный доход. Конечно, доход был поменьше, чем можно получать с помощью наемных рабочих, но привлекала его надежность.
Генерал Шкуропатский часть земли обрабатывал с помощью приходящих работников, часть сдавал в аренду. Вот и протянулся недалеко от панского дома ряд маленьких белых хаток вдоль Кирпилей, и ряд этот все рос и рос.
На каких условиях сдавал землю в аренду Шкуропатский, сейчас никто сказать не может. Условия эти не давали возможности разбогатеть, но жить было можно. Вот и Николай с Акулиной получили в свое время землю, вскоре вместо землянки построили хату, завели тройку лошадей и красивый выездной тарантас; умели работать, а может, годы выдались урожайные и условия пана Шкуропатского не были грабительскими.
Семейство Шкуропатских оставило по себе добрую память: мужчины сегодня из того немногого, что когда-то рассказывали их отцы и деды, запомнили, что генерал был хромой и любил выпить; женщины помнят взаимные улыбки и приветствия генерала и хуторян, когда тот с женой проходили иногда по хуторской улице. Шкуропатский не был белой костью, «академиев не кончал», выбился из простых казаков.
У генерала выросло двое детей: сын полковник и дочь учительница. Судьбы генерала и его сына затерялись во времена Гражданской войны, а дочь его свою долю наследства, полученную после смерти генерала, сама отдала новой власти и затем всю жизнь работала учительницей в одной из станиц края. Когда умер генерал и где работала и жила его дочь, что стало с сыном — разве это кого-нибудь интересовало тогда в «развороченном бурей быте», когда еще свежи были следы человеческих судеб в памяти людей; а сейчас, когда на месте ажурной беседки, дивно парившей над белой кипенью сирени, на месте панского дома с нарядными изразцовыми печами протянулось черное поле, а тогдашние жители хутора навек улеглись на кургане, — кто скажет…
Словом, Степановым с владельцем хутора, пожалуй, повезло — он оказался не грозным паном-эксплуататором, грабителем, а человеком свойским, имеющим сердце. Больше того, в Гражданскую войну он спас Пантелея, брата Михаила, от расстрела. Вот как это было.
В 1918 году, когда в степи загремели бои, около хутора остановился отряд красных, занял позицию и вел перестрелку с наступавшими белоказаками. И что-то вдруг заело у красных пушку, и белые стали их прижимать. Красные были мужики простецкие, одним словом — свои, не надо ни шапки ломать, ни вытягиваться, ни бояться неизвестно чего, как перед белыми, где презрительно смотрели на полуграмотных корявых хуторских мужиков господа офицеры, злобно огрызались богатые казаки, да и простые казаки смотрели на гамселов свысока, как на людей второго сорта.
Про сломавшуюся пушку узнал Пантелей, дельный, сообразительный мужик, он быстро разобрался, что там к чему, и орудие вовремя починил. Белым после огня ожившей пушки пришлось отступить. Но все-таки положение красного отряда оказалось тяжелым, и он снялся с позиций, ушел. Пришедшим белым кто-то донес, что стрелявшее по ним орудие починил Пантелей, казаки схватили его, избили и повели в станицу Тимашевскую, в которой после захвата ее белыми шел скорый и кровавый суд над сторонниками новой власти: расстреливали и вешали прямо на улицах.
По дороге казакам, которые вели Пантелея, встретился пан Шкуропатский. Старый генерал распорядился: «Это мой арендатор, он мне много задолжал. Отдайте-ка его мне, я с ним разберусь сам…» Казаки не посмели ослушаться приказа генерала и отдали Пантелея. Генерал спросил его, когда казаки отъехали: «Ты что, и правда пушку красным отремонтировал?» Пантелей не стал врать: «Правда…» Старый генерал махнул рукой: «Ладно, иди. Только не говори больше никому про пушку. Мол, брешут…»
Что тут скажешь. Домашние отношения сложились на тихом хуторе. Генерал не мог поверить, что кончалась прежняя жизнь и не будет к ней возврата; ну, пошумят, постреляют, и жизнь продолжится, как шла раньше. Какая ему польза от того, что одного из рукодельных его крестьян-арендаторов застрелят сейчас в станице. Стоял август, мужики убирали хлеб, они еще уплатят ему долги. Выручил генерал Шкуропатский своего непутевого мужика.
Михаил с отцом сходили к пану. Поскольку Шкуропатский не был вздорным деспотом и ему выгодно оказывалось сдавать землю, то Михаил смог обо всем договориться: и о земле под хату, и о земле в аренду.
Своя хата
На отведенном участке на краю хутора Михаил весной вспахал землю, а Пестя посеяла кукурузу, посадила картошку и всевозможную огородную зелень: капусту, лук, морковь, огурцы, бураки и многое другое. Не забыли и про яблони, груши, вишни, жерделы, несколько кустов посадили для начала в сторонке, чтоб не мешались при постройке.
Ну а теперь надо строить свою хату, вить свое гнездо. «Своя хатка — родная матка».
Какую построить хату — долго мудрить не пришлось: за десятилетия жизни в кубанских степях переселившиеся запорожцы нашли и испытали наиболее подходящий, удобный и дешевый тип хаты. А подходящими для этих безлесных краев с мягкими и недолгими зимами оказались хаты, которые строились в степях южной Украины, так называемые турлучные дома, в которых и жили казаки среднего и малого достатка. Не мудрствуя лукаво, строили их и иногородние переселенцы, украинцы и русские.
Постройка турлучного дома отработана в веках и шла довольно просто, быстро и дешево, а самая тяжелая работа проходила даже весело.
Главное — изготовить каркас из дерева и камыша.
По углам будущего дома ставились столбы по высоте до крыши, которые сверху скреплялись одним-двумя венцами бревен или толстых досок — основой. На основу вдоль дома клались одна или две потолочные балки, матицы, а на них почти сплошным слоем настилались жерди. На жерди расстилался толстый слой камыша. Стены между столбами тоже изготавливали из слоя камыша с жердями. Вот и готов каркас.
Теперь весь этот каркас снаружи и изнутри обмазывали толстым слоем глины, смешанной с соломой. Четырехскатную крышу тоже покрывали камышом. На пол настилался толстенный слой глины, сверху мазалась «доливка», которая придавала полу гладкость и крепость. Вставляли окна, двери, клали печь. Вот и все.
В общем, чтобы построить хату, требовалось немного бревен, кирпича и масса глины, камыша и соломы.
Пестя и Михаил строились на хуторе не первыми, им было проще: хуторяне уже выработали житейские способы постройки и добычи материалов.
Трудней всего было с бревнами. Кое-какой лес когда-то рос в округе, но казаки давно его вырубили, оставались только заросли терна и акации. Корявые стволы акации, не очень толстые, но крепкие, и шли для построек.
