В тактическом отношении почти все осталось по старому. Французы сохранили свою оборонительную тактику, боящуюся всяких жертв, англичане не ушли вперед от тех устарелых приемов атаки, которые были выработаны еще в конце прошлого столетия; старые схемы еще всецело властвуют в этой сфере. Только приемы Гауке при Кибероне являются блестящим исключением. Если бы англичане раньше прониклись принципами нельсоновской тактики «уничтожения» противника и могучими ударами разбили бы противника в его собственных водах, то французам не удалось бы столько раз и на такое долгое время возобновлять войну в колониях. Поэтому французам, всякий раз, когда они не были окончательно уничтожены, всегда казалось, что они одержали победу, а англичане довольствовались тем, что одно их присутствие или одно решительное выступление нагоняло страх на противников. В политике, при заключении мира, произошло то же самое.
Морская тактика, заключавшаяся в неуклонном соблюдении сомкнутой боевой линии, один лишь раз со времен Рюйтера нарушенная Дорждем Бингом при Пассаро, получила новые формы при Гауке. Он первый решился отбросить линейную тактику и ведет сражение и в других боевых порядках, если они сулят ему большую вероятность успеха. Заслуживает внимания, что Родней и Гоу были у него лучшими командирами судов, но Клерк в своем сочинении по тактике о нем не упоминает. Гауке не без основания сравнивали с Блэком, с которым он имел особенное сходство в отношении поддержки тесной связи с офицерами и командой; с ними он мог с полной уверенностью отважиться на самые трудные предприятия: начальник и подчиненные слепо доверяли друг другу. Поэтому Гауке иногда решался нарушать строй даже при тяжелых условиях сражения; когда он отбрасывал мертвое линейное построение, которое сковывало настоящий морской дух, и бросался к «общей погоне», в битву один на один, никакого замешательства не происходило. Необходимо было освободить флот от мертвых форм, навязанных ему морскими генералами и предоставить морякам более свободную инициативу; однако сделать это мог только тот, кто в каждый момент способен был снова твердо взять подчиненных в руки. В качестве упражнения – плаванье в тесно сомкнутой кильватерной колонне было очень полезно, но держаться этого строя в сражении и при всяких обстоятельствах было ошибкой. Гауке первый разбил те оковы, которые со времен Рюйтера держали всех связанными. В противоположность Нельсону он не был честолюбив и знал только одну заповедь – выполнение долга. Он неусыпно заботился о подчиненных и тщательно следил за исправностью материальной части; корабли его, например, часто должны были заходить в доки для очистки подводной части.
Семилетняя война была первой крупной войной, в которой Англия уже не посылала на материк собственных войск, а воевала только одними деньгами, а не солдатами. Эта война, так же как и последующая, по словам фон-Мальтцана, отличалась тем, что колонии приобретали для европейских государств все большее значение и создали между ними такую зависимость, какой до тех пор не существовало… Чем обширнее делались области, занятые европейцами по ту сторону океанов и чем теснее эти области входили в связь с государством, как производители колониальных товаров, без которых уже не мог обходиться европейский рынок, или как потребителя отечественных произведений, – тем необходимее делалось поддерживать морскую силу, обеспечивающую сообщения колоний с метрополией, а вместе с тем росло и значение этих колониальных морей. Таким образом, главный театр войны в европейских водах постепенно распространился на второстепенные театры в колониальных водах, а господство на море должно было создать между ними как бы мост, так как сила сопротивления колоний находится в прямой зависимости от источника силы – родины.
Морская война заняла место рядом с сухопутной войной; она сделалась уже не только вспомогательной войной, как это было еще в войне за испанское наследство, но заняла самостоятельное и даже главное место, а сухопутные операции, без которых невозможно вообще довести до конца какую бы то ни было войну наоборот, заняли второстепенное место, как вспомогательные. Но эту истину уразумели только в Англии; континентальные же государства, и в особенности Франция, не доросли еще до понимания этого, как мы еще не раз увидим дальше. Дорогостоящие флоты все еще продолжали казаться другим государствам не более, как неизбежным злом.
Особенностью этой войны является то обстоятельство, что Англия разбила и уничтожила неприятельские флоты, не выдержав ни одного большого, правильного сражения, так как большая часть боев не дали решительного результата; выигрыш от них сказывался только впоследствии. В этом отношении не является исключением даже битва при Кибероне, в которой потери французов были не столько результатом сражения, сколько гибели судов в устьях рек. Ни начальники морских сил в Америке, на Ямайке, на островах Вест-Индии, ни командиры отечественных станций Северного моря, Доунса, Ла-Манша и Бискайи не сумели разбить неприятеля в большом сражении, да, строго говоря, и не пытались этого сделать. Постоянная наступательная тактика настолько нанесла везде вреда противнику, что в конечном результате он оказался совершенно обессиленным; и результат этот во всех случаях был достигнут с ничтожными потерями.
Нужно еще считаться с тем обстоятельством, что Англия держалась почти совершенно в стороне от Балтийского моря и никакой помощи своему сухопутному союзнику не оказывала. Наступление на Померанском побережье несомненно, вызвало бы отпор со стороны северных морских держав – Дании, Швеции и России. Весьма вероятным является предположение, что, главной причиной такого поведения Англии было то обстоятельство, что прилегающие к Балтийскому морю страны являлись главными поставщиками материалов для английского флота – леса, дегтя, пеньки, пакли и проч., а вместе с тем торговля с этими странами играла крупную роль в доходах Англии. Каперство в Каттегате и в Балтийском море нанесло бы Англии неисчислимые убытки, хотя бы для защиты ее торговли и были посланы сильные эскадры.
Глава X. Войны России и Турции 1768-1792 гг.
Русско-турецкая война 1768-1774 гг.
Как мы уже говорили в первой главе, русский флот и на севере и на юге, после смерти Петра Великого, пришел в совершенный упадок, в особенности в отношении личного состава. Непродолжительная Шведская война 1741-1743 года вызвала лишь временное оживление на севере.
С особенными затруднениями было связано развитие нового черноморского флота. Петр Великий, который и здесь проложил новые пути, вынужден был в 1711 году снова отдать Азов, еще до того, как был заложен балтийский флот. После турецкой войны 1736-1739 годов Азов был снова занят, но Россия должна была обязаться срыть укрепления Азова и Таганрога и не содержать флота ни на Азовском, ни на Черном море. Даже торговля на Черном море могла вестись только на судах, принадлежавших туркам, что было особенно унизительным условием. Известно, что и до сих пор у России не вполне развязаны руки в отношении ее черноморского флота.
В 1752 году в северных морях было еще до двух дюжин русских линейных кораблей и около полуторы дюжины фрегатов; число галер доходило до ста пятидесяти. Однако и материальная часть и личный состав все более и более приходили в упадок, так что десять лет спустя имелось только 15 пригодных для плавания судов. Усилиями Петра III окончательный развал флота был несколько приостановлен; были выписаны из Англии материалы и личный состав. Новый расцвет наступил в царствование Екатерины II, но вначале только на юге. Пришлось приглашать из-за границы все больше людей, например, штурмана во флоте были почти исключительно голландцы, датчане и англичане.
