Затем визирь приступил к рассмотрению вопроса о содержании императорского двора.
– В течение пяти лет, – сказал он, обращаясь к Али ибн Исе, – ты постоянно уменьшал выплаты на содержание гарема, принцев, дворцовых слуг и служащих. Жалованье императорской кавалерии также было значительно урезано. Суммы на содержание двора, которые я в свой первый и второй срок выплачивал регулярно и полностью, ты сократил на сорок пять тысяч динаров в месяц. Кроме того, ты присваивал себе доходы от поместий государя. В год это составляло пятьсот сорок тысяч динаров. Всего за весь период твоей службы ты, по моим подсчетам, получил около шести миллионов динаров. Эти деньги должны где-то быть: либо ты припрятал их, либо – во что трудно поверить – растратил их на свои нужды.
– Доходы, полученные мною с императорских поместий, – отвечал Али, – а также сэкономленные средства от сокращения довольствия придворным, которым вполне достаточно было и того, что я платил им, шли на покрытие дефицита бюджета государства. Личную казну повелителя правоверных я не трогал. Что касается твоей практики – повышения жалованья придворным за счет взимания налога с незаконных доходов чиновников, – то я считаю ее порочной. Я не позволял своим служащим брать взятки и нарушать закон, а ты получал доход с этого. Эта практика ведет в конечном итоге к разорению государства и возмущению подданных. Твой метод сведения концов с концами состоял лишь в перекладывании денег из одного кармана в другой. Двор был в восторге, а государственная казна пустела.
По этому вопросу препирательства продолжались довольно долго и кончились ничем. Наконец Ибн Фурат опять вернулся к политическим обвинениям.
– Чем объясняются твои подарки, передача оружия, дружеская переписка и прочие любезности по отношению к карматам? – спросил он Али.
– Моей целью, – объяснил Али, – было вернуть заблудших в лоно империи; мой метод состоял в примирении. И он оказался эффективным: когда я был визирем, они неоднократно воздерживались от нападения на паломников и от набегов на Басру и Куфу.
Кроме того, эта политика способствовала освобождению правоверных из плена.
– Что может быть хуже, чем признавать Абу Саида и его шайку карматов за истинно верующих, в то время как они отрицают Священный Коран и Миссию пророка; преступников, которые разграбили Оман и забрали в рабство всех, кто остался в живых? Ты любезничал и переписывался с ними и в то же время задерживал выплату жалованья гарнизону Басры. Солдаты покинули свои посты, карматы захватили город и перебили ни в чем не повинных жителей! Грех за это на твоей душе!
Али ибн Иса пустился в долгие объяснения, которые мы пропустим. Наконец казначей Наср и Мухассин попросили у визиря позволения поговорить с обвиняемым наедине. Ибн Фурат не возражал. Эти двое придворных сказали Али, что ему лучше согласиться на штраф и решить дело миром. Али согласился. Штраф установили в размере трехсот тысяч динаров, с условием что треть должна быть выплачена в течение месяца. Срок будет отсчитываться с того дня, когда он покинет дворец. Поселиться он может там, где пожелает, с правом переписки и посещений. Ибн Фурат взял его обязательство и послал его на утверждение к халифу.
Али попросил визиря, чтобы ему было позволено сохранить доходы от своих владений за этот год для выплаты части своего штрафа.
– Это составит пятьдесят тысяч динаров, – заметил Ибн Фурат.
– Я буду рад, если мне удастся наскрести двадцать, – ответил Али, – доходы от моих земель невелики.
А надо сказать, что впоследствии, после того как Али был отправлен в ссылку в Мекку и поместья его были конфискованы, оказалось, что доход с них составляет как раз пятьдесят тысяч динаров. По этому поводу есть одна интересная история, рассказанная неким Хумани из Васита.
«Я услышал однажды, как Али ибн Иса распекает землевладельца Бариди:
– Неужели ты не боишься гнева Господнего, когда клянешься здесь, на аудиенции, во дворце императора, что твое родовое поместье приносит доход равный десяти тысячам динаров, в то время как твои бухгалтерские книги явно показывают, что доход с них составляет не меньше тридцати тысяч?
– Я, – кротко ответил Бариди, – только следую примеру вашего превосходительства, да хранит вас Аллах! Когда Ибн Фурат спросил вас о ваших доходах, такой благочестивый человек, как ваше превосходительство, никогда не пошел бы на клятвопреступление, если бы, как истинный шиит, не знал, что сокрытие правды простительно в присутствии тех, от кого можно ожидать насилия!
Когда Али выслушал это объяснение, у него был вид человека, проглотившего камень».
С получением денег для выплаты штрафа, назначенного Али, возникли затруднения. С одной стороны, халиф отказывался отпускать Али из-под стражи, пока тот не заплатит требуемую сумму, с другой же стороны, Али не мог собрать денег, оставаясь во дворце под арестом. Мухассин настойчиво требовал с бывшего визиря денег. Сначала он вежливо поговорил с ним, но Али смог заплатить только деньги, вырученные им от продажи дома. Тогда Мухассин приказал заковать его в кандалы. При виде этого казначей Наср покинул зал. Мухассин, обратившись к пленнику, повторил свое требование.
– Я не могу собрать деньги, оставаясь здесь, под стражей, неужели ты думаешь, что, заковав меня в кандалы, ты облегчишь мою задачу?
Мухассин приказал надеть на Али власяницу и бить его палками. Назук, начальник полиции Багдада, присутствовавший при этом, поднялся и собрался уйти.
– Куда ты? – спросил его Мухассин.
– Я не могу видеть, как будут мучить этого почтенного старика, – я целовал его руки десять лет.
Мухассин смягчился и отправил Али назад в его комнату во дворце.
Ибн Фурат был очень недоволен тем, как его сын обращается с Али ибн Исой.
– Ты компрометируешь нас обоих таким поведением, – сказал он Мухассину, – тебе следовало бы ограничиться кандалами.
Он также написал халифу письмо в защиту Али следующего содержания: «Я так расстроен тем, что мне довелось узнать о ходе дела Али ибн Исы, что потерял аппетит. Абу Хасан Али ибн Иса один из самых выдающихся представителей нашей профессии. Он с самой юности находится при дворе и служит верой и правдой повелителю правоверных, одно только это обстоятельство делает его особу неприкосновенной. Конечно, он допустил некоторые ошибки, но повелитель правоверных достаточно велик и милосерден, чтобы простить их. Если же это невозможно, я прошу хотя бы снять с него кандалы и власяницу».
Муктадир ответил на это послание так: «Али ибн Иса своими преступлениями заслужил еще более худшего обращения; Мухассин поступил правильно. Тем не менее я готов проявить милосердие и передаю его в твое распоряжение».
В соответствии с распоряжением халифа Али был доставлен во дворец визиря. Ибн Фурат счел неблагоразумным держать его у себя, поскольку Али был уже стар и мог в любой момент заболеть, что могло быть приписано каким-либо действиям визиря. Ибн Фурат вызвал к себе Шафи Лулуи, чтобы тот отвез Али домой.
