– Я хочу быть членом вашей общины, шейх, – ответил Хусейн.
– Я не хочу иметь дела с сумасшедшими, – возразил Джунайд, – наша община состоит из нормальных людей. Трезвость – признак здоровой духовной жизни. Опьянение – признак необузданных желаний и страстей.
Изречения Халладжа
Когда, испытывая жажду, склоняюсь я над чашею с вином,
В глубинах чаши вижу тень я – ТВОЮ!
Эхо
И сердце стало глазом; вижу я Господа сияние.
Шепчу: «Кто ты?» И эхо отвечает: «Ты!»
Ах!
Был ли это я? Иль Ты?
Два Бога?
Далек, далек я от того, чтоб утверждать, что существует Бога два!
И все-таки меж мною и Тобой лежит мучение – «это я».
Так забери мое Ты «это я», которое лежит меж Нами, и Твое «Это Ты».
Измени свою речь, избегай мира призраков. Не ограничивайся ни мерой, ни гармонией в отношениях с Богом! Пусть говорит страсть! Растворись и следуй своей любви. Стремись ввысь, вознесись над холмами и горами, над всеми холмами определенности и всеми вершинами мысли, пока, наконец, не обретешь способность узнать То, Что видишь. То будет ночь пира, которым кончается долгий пост.
Экстаз
Хочу я цельности Единственной Одной моей
В Единственности Бога истинной.
Так же как одним путем не суждено пройти дорог всех мира…
Я Реальность! Только для себя самой Реальность и реальна!
Заключенная сама в себе, она не может покинуть саму себя!
О сияние мелькающих огней! О сверкающие вспышки молний!
На свету трепещет мотылек и умирает, как в Огне.
И все же ты со мной, здесь, между Сердцем и плотью сердца!
Твое творенье – эти слезы – так неужели вытечешь из век моих
и меня покинешь?
Снова пришел он к Джунайду.
– Реальность – это я сам! – воскликнул он.
– Нет, – сказал Джунайд. – Ты существуешь только благодаря Реальности. Я вижу твою кровь на эшафоте.
Фразы
Призыв, потом тишина, затем безмолвие;
И узнавание, потом открытие, затем изложение.
Глина, потом обжиг, затем прокалка;
И серый холод, потом тени, затем солнце.
Каменистая земля, потом луг, затем пустыня;
И река, потом море, затем берег.
Опьянение, потом отрезвление, затем жажда;
И приближение, потом встреча, затем близость.
Прикосновение, потом объятия и страсть;
И разделение, потом соединение, затем воспламенение.
Захват, потом бросок, затем напряженность;
И очертание, потом появление, затем – единство.
Фразы для тех, для кого этот мир не стоит и гроша;
Голоса за дверью, но, когда кто-нибудь входит внутрь,
они смолкают.
Халладж вернулся в Тустар, где оставался почти два года, бросив халат суфия и надев мундир солдата с длинными рукавами. Он стал столь популярен, что суфии того времени завидовали ему.
«Хусейн ибн Мансур никогда не пользовался подушками для локтей, – рассказывает человек, который был его слугой в течение двадцати лет, – никогда он не спал лежа на боку. Он обычно стоял всю ночь. Когда его глаза закрывались от усталости, он опускался на корточки и дремал некоторое время.
– Ты должен уделять больше внимания себе, относиться к себе как к другу, – сказал кто-то из его друзей однажды.
– Мое тело – это друг, от общения с которым я никогда не испытывал особого удовольствия, – ответил он».
– Принадлежать Богу, – говорил Хусейн ибн Мансур, – значит быть человеком без учителя и ученика, не имеющим ни предпочтений и ни отличий, ни рассеянным, ни сосредоточенным, тем, у кого ничего нет и которому ничего не нужно, совсем ничего. В нем есть только То, Что есть; и Оно есть в нем, не содержась в нем, так же как Пустыня есть в каждой отдельной части пустыни, но отдельный участок пустыни не содержит в себе всей Пустыни.
То, что говорят другие, согласуется с его мыслями, их мысли согласуются с его желаниями. Его желание простирается далеко, его правила аскетичны, его разум есть его незнание, его незнание есть его единственная реальность, его грех позволяет ему верить. Его имя является его правилом, его признак в том, что он горит, как в огне. Все, что можно сказать о нем, – это то, что он ищет.
Соблюдение Закона – его стиль, грехи – место для упражнений, души людей – его двор, Сатана – его учитель, любое существо, с которым можно дружить, – его любимец, гуманизм – его секрет, нищета – его роскошь, смирение – его основная мысль, рай – его сад, и руины – его дворец.
Его окружение – пустыня, улицы – пепелище, его учение – краеугольный камень его состояния, а его состояние есть полное бездействие, потому что любое другое состояние вызывает Гнев Божий.
Таков должен быть совершенный человек.
Пять лет Хусейн провел путешествуя, сначала в Хорасан, Систан и Кирман, затем в Фарс, где он начал проповедовать, призывая людей к Богу и собирая вокруг себя толпы народу. Находясь в Фарсе, он написал несколько книг для своих последователей. Потом он отправился в Ахваз, где проповедовал. Настолько глубоко он исследовал души своих слушателей и открывал им то, что спрятано в самой глубине их сердец, что его прозвали Халладж аль-Асрар (что в переводе означает «чесальщик хлопка в глубине сердец»
[152]). Краткая форма этого прозвища, Халладж, сохранилась с ним до конца жизни. Из Ахваза он направился в Басру, но не задержался там надолго.
«Я был учеником Халладжа, – рассказывает судья Мухаммад ибн Убайд, – когда он служил в мечети в Басре в качестве учителя Корана, это было до того, как он начал говорить нелепые вещи и попал в тюрьму. Однажды, когда мой дядя пришел поговорить с ним, я сидел рядом и слушал их беседу.
– Я должен покинуть Басру, – сказал Халладж.
– Почему же? – поинтересовался мой дядя.
– Люди здесь слишком много говорят обо мне, я устал от всего этого.
– И что же они говорят?
– Они видели кое-что из того, что я делал, и, не вдаваясь в подробности, поспешили провозгласить на весь город, что Халладж получает ответы на свои молитвы и даже может творить чудеса. Кто я такой, чтобы такие возможности были дарованы мне? Я приведу тебе один пример. Несколько дней назад богатый человек пришел в мечеть, дал мне несколько дирхемов и попросил отдать их бедным. Так случилось, что никого из нищих не было поблизости, и я положил деньги под циновку, рядом с колонной, запомнив это место. Я прождал весь день, но никто не приходил, тогда я отправился домой спать. Утром я занял свое место на циновке у той самой колонны и начал молиться, вскоре в мечеть зашли дервиши, бедные суфии, и остановились около меня. Тогда я прекратил свою молитву, поднял циновку и отдал им деньги. Они потом пустили по городу слух, что я превращаю пыль в серебро!
