Феномен
«Мой отец и я, – рассказывает Ибн Занджи, – пришли как-то раз с визитом к Хамиду, но его не оказалось на месте. Мы прошли тогда в общественную приемную и присели на скамью в ожидании визиря. Вскоре в зал вошел Харун, чиновник по сбору налогов. Он приветствовал моего отца, и они начали беседу, в это время в дверях появился один из слуг Хамида, который надзирал за Халладжем, и знаками позвал Харуна к себе. Харун, не догадываясь, в чем может быть дело, поспешил выйти. Но вскоре он вернулся, бледный как смерть.
– Что случилось? – спросил его мой отец, встревоженный его видом.
– Этот слуга, которого вы видели только что, – ответил Харун, – рассказал мне странную историю. Когда он принес обед Халладжу, он увидел, что тот каким-то непостижимым образом заполнил все пространство своей комнаты: от пола до потолка и от одной стены до другой. Это зрелище так напугало его, что он уронил поднос и убежал, не оглядываясь. Этот слуга еле жив от страха до сих пор, он весь дрожит и заикается. Мы еще не успели оправиться от изумления, когда пришел привратник и сообщил нам, что Хамид ожидает нас в своем кабинете. Мы пошли к визирю и первым делом рассказали ему о необычайном происшествии в комнате Халладжа. Хамид приказал привести того слугу. Когда его привели, визирь потребовал, чтобы он подробно рассказал, как все было. Слуга повторил свой рассказ, дрожа, как в лихорадке.
– Ты лжешь! – закричал Хамид и добавил несколько слов, которые мы вынуждены опустить. – Он просто напугал тебя своими фокусами, пропади ты пропадом, дурья башка. Пошел вон!
Слуга смиренно удалился, но прошло много времени, прежде чем он окончательно пришел в себя».
«Впоследствии казначей Наср получил у халифа разрешение использовать специальное помещение для содержания Халладжа, – рассказывает сын Халладжа Хамд. – Для этой цели приспособили дом, пристроенный к тюремной стене: дверь наружу была заложена, а дверь, ведущая в тюрьму, прорублена. Двор дома был со всех сторон огорожен стенами. В течение года ему было разрешено принимать посетителей, потом это было запрещено. Пять месяцев никто не приходил к нему, за исключением его ученика Ибн Аты, которого провели тайно каким-то образом, и в другой раз его навестил человек по имени Абу Абдаллах ибн Хафиф. Я обычно ночевал в городе, в доме матери, а дни проводил с отцом в его новом жилище».
Рассказ Абдаллаха ибн Хафифа
«Проезжая через Багдад, по пути домой из паломничества, я почувствовал непреодолимое желание повидать Халладжа. В то время ему уже было запрещено видеться с кем бы то ни было, но у меня был старый армейский друг, который замолвил за меня словечко коменданту тюрьмы. Этот человек провел меня в тюрьму вместе с группой высокопоставленных чиновников, которые прибыли как раз в это время. Когда я оказался внутри, меня провели по длинным коридорам к недавно сделанной в тюремной стене двери. Комендант указал мне на нее и сказал коротко: «Сюда». Я зашел и оказался в роскошном павильоне (построенном, как мне сказали потом, на деньги казначея Насра, знатного и богатого поклонника Халладжа). В приемном зале, украшенном богатейшими коврами и златоткаными драпировками, великолепнее которых мне не доводилось еще видеть, я увидел юношу и пожилого человека, похожего на слугу. Они встали, приветствовали меня и предложили сесть.
– Давно мы не видели здесь никого, кроме коменданта и надзирателя, – сказали они.
– А где же шейх? – поинтересовался я.
– Он занят.
– Чем же он может быть занят здесь? – удивился я.
– Видишь эту дверь, почтеннейший? – ответил слуга. – Она ведет в тюрьму, где томятся бродяги, нищие и разбойники, он посещает их и пытается обратить их помыслы к Богу. Многие из них раскаялись в своих грехах, благодаря его проповедям.
Мы продолжали беседовать, когда появился Халладж. Я с любопытством посмотрел на него. Лицо его располагало к себе, на нем была чистая туника и плащ из белой шерсти, на ногах – туфли с загнутыми носами в йаманском стиле. Он сел с краю на длинный диван, приветствовал меня и спросил, откуда я родом.
– Из Фарса.
– А из какого города?
– Из Шираза.
Он задал мне несколько вопросов о шейхах города Шираза, на которые я ответил как мог.
– А сейчас откуда ты держишь путь? – спросил он меня потом.
– Из Мекки.
Тогда он начал расспрашивать меня о шейхах Мекки, затем спросил:
– А видел ли ты кого-нибудь из багдадских шейхов?
– Да.
– А как поживает Абу Аббас ибн Ата?
– Прекрасно.
– Если ты увидишь его снова, прошу, передай ему этот пакет и скажи ему, чтобы он держал эти бумаги в надежном месте. Кстати, как тебе удалось прийти сюда?
– Мне помог мой друг, с которым мы служили вместе в армии, он также родом из Шираза.
Наша беседа была внезапно прервана появлением коменданта, который, дрожа от страха, поклонился и поцеловал землю у ног Халладжа.
– Что случилось? – спросил шейх.
– На меня поступил донос, и теперь мне надо отвечать на него. Халифу сказали, что я взял деньги и отпустил из тюрьмы мятежного принца, а вместо него посадил обычного бродягу. Я могу лишиться головы.
– Иди к повелителю правоверных и ничего не бойся, все будет хорошо. Аллах защитит тебя, – сказал Халладж.
Когда тот человек ушел, Халладж встал, вышел на середину зала, стал на колени, поднял обе руки, с большими пальцами, направленными в небо, и произнес: «Аллах велик». После этого он склонился так, что щеки его коснулись пола. Слезы потекли у него из глаз, и скоро все место, где он находился, стало влажным от слез. Он замер, как будто потерял сознание. Он все еще находился в таком положении, когда вернулся комендант.
– Рассказывай, что произошло, – обратился к нему Халладж.
– Повелитель простил меня! – радостно воскликнул он.
Тогда шейх встал и вернулся на прежнее место.
– Что же сказал тебе халиф? – спросил он.
– Он сказал: «Я послал за тобой, чтобы отрубить тебе голову, но передумал и решил простить тебя, но смотри, чтобы это было в последний раз». – «То, что тебе рассказали про меня, ложь», – ответил я. Сменив гнев на милость, халиф приказал дать мне почетную одежду, подарки и деньги.
Халладж в это время сидел на краю длинного дивана, на другом краю, на расстоянии пятнадцати локтей
[155] от него, может, даже больше, лежал платок. Он просто протянул руку и взял платок! То ли его рука растянулась сверхъестественным образом, то ли платок сам передвинулся ему навстречу – я не знаю. Но когда я своими глазами увидел это, мысль сверкнула в моей голове: это именно то, в чем его обвиняют, – колдовство!
