Именно такой ошибкой был раздел на поместья аграрных селений Ирака, неразрабатываемых, истощенных из-за беспорядков и по этой причине стоящих необычайно дешево. Кроме того, чиновники не пытались строго следовать предписаниям, тайно или явно брали взятки, так что имения оценивались необъективно. Через некоторое время земля стала снова обрабатываться. Там, где налоги зависели от прибыли, они росли вместе с урожаем, там же, где налоги определялись площадью надела или ценами, понижались, так как, когда земли отдавали воинам, из-за голода цены были очень высокими. Те, кому это принесло прибыль, конечно же оставили за собой наделы, причем при такой системе налогообложения было невозможным взыскать с них должную плату. Те же, кто понес убытки, возвратили свои земли, получив другие, с учетом своих требований и потерь. Это оказалось еще большим злом: для воинов стало обычным делом разорять свои наделы и получать новые. Обменять землю мог любой, следовало лишь убирать с нее все, что на ней, а затем доложить о неудовлетворительном экономическом положении имения. Никого не интересовало то, каким образом ведется сельское хозяйство. Затем те же люди брали несколько таких разоренных наделов и назначали их себе же – по самым низким ценам.
Прошли годы, положение дел изменилось, описанное здесь налогообложение забылось, но нарушилось водоснабжение, не работали оросительные каналы, и положение бедных крестьян еще больше ухудшилось. Некоторые уехали, другие покорно терпели то, чего не могли исправить, а третьи были рады отказаться от прав на землю, на которой они работали, если этим можно было обеспечить себе личную безопасность.
Сельское хозяйство находилось в упадке. Были закрыты правительственные учреждения. Исчезли успешные дельцы и доходные земледельцы, старые умерли, а молодые ничего не умели. У новых хозяев о наделах заботились рабы и управляющие, которые не утруждали себя разработкой земли или усовершенствованием труда на ней. Они лишь различными путями растрачивали имение хозяина. Владельцы возмещали потери жесткими штрафами. Исчезли чиновники, отвечающие за орошение, так как земля уже не принадлежала правителю, и можно было только оценивать ирригационные требования и распределять суммы среди землевладельцев, которые никогда не заплатят свою долю. Даже те небольшие деньги, вырученные государством, не уходили на то, ради чего взимались, а просто присваивались. «Пей чистое, оставляй мутное», – гласит пословица, подобным образом мыслили чиновники, которые, закрывая глаза на существующее положение дел, просили у правительства денег за возвращенные имения, которые сами же разорили.
В каждой области ведение дел оказывалось в руках у кого-либо из влиятельных дейлемитов, считавшего ее своей собственностью и окруженного нечестными чиновниками, заботящимися только о том, чтобы ничего не менялось. Те же земли, которые не были наделами, распределили теперь между двумя классами людей: военачальниками, с одной стороны, и имамами и дельцами – с другой. Военные отказывали в деньгах и требовали снижения налогов. Любая настойчивость по отношению к ним вызывала вражду, а они умели сражаться и имели для этого все средства. По этой причине произошел распад государства, именно они создали почву для этого. Снисходительность лишь удвоила их жадность. Но с другой стороны, гражданские начальники истощали правительство с большим изяществом. Они действовали сообща, используя деньги для укрепления нелегальных возможностей и привилегий. В течение времени эти местные правители стали практически независимы и не позволяли вмешиваться в свои дела. Беднейшие из их подданных могли быть оштрафованы, увеличивались налоги, ограничивались их права, и не оказывалась необходимая помощь. Более влиятельные люди могли бы оказаться полезными землевладельцу в критической ситуации, если правительство решит его проверить, но не было смысла в хороших отношениях с людьми, которые ничего не значили.
Никто уже не отчитывался в доходах и расходах, не посылались указания периферийным финансовым начальникам, не обращали внимания на их предложения или жалобы. При ревизиях чиновники ограничивались первоначальными условиями договора о земле, суммой доходов и долгов. Никто не занимался заботами населения. Старые приемы уже не использовались в земледелии, не предлагались меры по разработке одичавшей земли, не обращали внимания на неоправданный рост налогов, на обманные сборы и несправедливые штрафы, а также на появления в списке расходов сумм, которые в действительности не были потрачены. Если злоупотреблениями заинтересовывалось важное лицо, его лишали чинов, отбирали имущество и убивали, дешево откупившись от правителя. Если же человек был нищ и невлиятелен, он легко успокаивался, получив от обидчика небольшую сумму. И мы не можем винить его в этом – ведь халиф не защищал его жизнь и не поощрял рвение.
Вот так, вкратце, выглядит история государственных доходов. Но с другой стороны, росли и расходы. В своей щедрости к вассалам Муизз аль-Даула делал что хотел, разоряя имения и повышая налоги. Его расходы непрерывно росли, а доходы постоянно уменьшались, между теми и другими он допускал пугающую разницу. Таким образом, через несколько лет пришлось прекратить выплаты войскам дейлемитов. Они были недовольны постоянным ростом привилегии воинов-тюрков, что, в свою очередь, делалось правительством из-за опасения возможного предательства дейлемитов. Но деморализация не ограничивалась одной стороной, жадность сделала тюрков не менее яростными, чем бедность – дейлемитов.
Мухаллаби – последний из великолепных
Муизз аль-Даула сделал Мухаллаби своим министром, или визирем. Он предпочел его другим, порой более образованным, которых еще можно было найти в столице, потому что видел в нем все, что было важно для правителя, а этого у него было больше, чем у других. Мухаллаби хорошо говорил и внушал доверие, он знал, как можно получать деньги, и имел представление о методах визирей прошлого. Кроме того, он был великодушным, смелым и образованным человеком, ко всему прочему и знатоком персидского. Новый визирь внес изменения в уже устаревшие правила управления. Он начал разрабатывать заброшенные земли и ввел новые, стабильные способы получения дохода.
В Басре, например, гнет Бариди и их людей год за годом уменьшал площадь используемой земли. Другой их ошибкой был сбор налогов в марте, который разорял крестьян и вынуждал их покидать свои наделы. Кроме того, они снова начали взыскивать поголовный налог, который разорил разрешенные культы. Они взяли за правило натравливать бедных на богатых и еще установили плату в семьдесят дирхемов на пшеницу, как и на все развесные товары, включая масло. В результате люди Басры стали разъезжаться, но это только увеличивало расходы оставшихся.
Мухаллаби отправился в Басру. Он принял меры по возвращению старой схемы, по которой взималась десятина, а не формальная сумма, зависящая от площади или текущих цен. Затем, приблизительно подсчитав разницу между тем, что выплачивалось сейчас, и тем, что придется платить по новому закону, он посоветовал налогоплательщикам опираться на выгоду от честных сборов по сравнению с притеснением, которое Муизз аль-Даула может начать из-за уменьшающихся платежей. Правитель восполнял бы уменьшение дохода тем, что получал наличные деньги, кроме того, ему не были недоступны идеи плодотворности эффекта справедливости. Он мог бы понять, какую популярность вызовут эти меры, и оценить перспективу получать в конечном счете больше денег, чем раньше.
