Обратим внимание, что в своей грамоте Гермоген ни разу прямо не выступил против семибоярщины и поляков.
Родион Мосеев привез эту грамоту Гермогена в Нижний Новгород 25 августа 1611 года, а 30-го копию ее отправили в Казань. Получив грамоту, митрополит Ефрем среагировал немедленно: «Со всею землею Казанского государства, что нам отнюдь на царство проклятого паньина маринкина сына не хотети. А буде казаки того маринкина сына или иного кого учнут на Московское государство выбирати своим произволом, не сослався со всею землею, и нам того государя на Московское государство не хотети и против его стояти все Казанским государством единодушно. А выбрати б нам на Московское государство государя, сослався со всею землею, кого нам государя бог даст».
О смерти Гермогена нам известно из грамоты монахов Троице-Сергиева монастыря, полученной князем Д. М. Пожарским в начале апреля 1612 года. Там говорится, что поляки прислали к Гермогену русских людей, которые пытались уговорить его написать нижегородскому ополчению, чтобы не ходило к Москве. Гермоген отвечал: «Да будут благословенны те, которые идут для очищения Московского государства, а вы, изменники, будьте прокляты». Поляки за это велели уморить патриарха голодом. Умер Гермоген 17 февраля 1612 года и был погребен в Чудовом монастыре.
Заметим, что к февралю 1612 года положение с продовольствием в Кремле стало хуже некуда. Польские солдаты доходили до людоедства. Естественно, что рацион заключенных был крайне скуден, а Гермогену уже было за восемьдесят.
После смерти Гермоген был причислен к лику святых. Царские и церковные историки сделали из него мученика за веру и духовного вождя русского народа в борьбе с поляками. В советское время патриотическая деятельность Гермогена оценивалась положительно, но куда более скромно. Гермоген явно не тянет на роль вождя или даже организатора двух ополчений, его скорее можно назвать символом борьбы русских людей против польской интервенции.
МАРИНА МНИШЕК
Роковую роль в истории Смуты сыграла польская семейка Мнишеков. Собственно, поляками я называю Мнишеков, лишь следуя укоренившемуся историческому и литературному штампу. На самом деле Мнишеки были чехами. Но назвал Пушкин Марину в сцене у фонтана «польской девой», так теперь и рука не поднимается написать «чешская дева», да и большинству читателей ухо резать будет. Так что буду называть Мнишеков поляками.
Раз уж заговорили о Пушкине, то надо сказать, что к Марине Мнишек он испытывал эмоции почти как к современнице, с которой лично знаком. 30 января 1829 года он писал Н. Н. Раевскому: «Я заставил Дмитрия влюбиться в Марину, чтобы лучше оттенить ее необычный характер. У Карамзина он только слегка отмечен. Но это, конечно, была престранная красавица. У нее только одна страсть — честолюбие, но такое сильное, бешеное, что трудно себе представить. Хлебнув царской власти, она опьяняет себя химерой, проституируется, переходит от проходимца к проходимцу — то делит ложе отвратительного еврея, то живет у казака в палатке, всегда готовая отдаться каждому, кто даст ей хоть слабую надежду на трон, уже несуществующий. Смотрите, как она мужественно переносит войну, нищету, позор; но с польским королем она сносится как венценосец с венценосцем. И какой конец у этой буйной, необыкновенной жизни. У меня для нее только одна сцена, но если бог продлит мои дни, я к ней вернусь. Она волнует меня как страсть».
К моменту появления Лжедмитрия I в Польше Мнишеки обладали определенным влиянием при дворе, но с этим привилегированным положением соединяли равную ему и вполне заслуженную неприязнь в народе. Мнишеки, чехи по происхождению, недавно поселились в Польше. Отец Юрия Николай Мнишек переехал в Польшу из Моравии где-то в 1540 году. Родовое имя Мнишеков нашло сомнительную славу в хрониках Священной Римской империи, но носитель его принес с собой большое состояние, нажитое им на службе у короля Фердинанда.
[66] Николай Мнишек выгодно женился на дочери санокского кастеляна Каменецкого и тем самым породнился с одной из аристократических фамилий Польши. Это открыло ему доступ к самым высшим должностям в государстве. Вскоре он получил звание великого коронного подкормил.
Подобно своим предкам, потомки Николая Мнишека никогда не блистали военными доблестями. Оба его сына, Николай и Юрий, служили при дворе Сигизмунда II и ничем не проявили себя до тех пор, пока смерть супруги короля Варвары Радзивилл не изменила кардинально его характер. Король предался разврату и мистицизму, и Мнишеки явили тогда свои таланты. Проворные маклеры и искусные сводники, они доставляли своему безутешному государю колдунов, вызывателей духов, любовниц и разные зелья и средства для возбуждения потехи. В одном монастыре бернардинок воспитывалась юная красавица по имени Варвара. Она была удивительно похожа на покойную королеву. Юрий Мнишек пробрался туда, переодевшись в женское платье, и Варвара согласилась еще более реальным образом напомнить королю о прелестях столь горячо оплакиваемой супруги. Варвара была дочерью простого мещанина Гижи. Ее поселили во дворце, и два раза в день Юрий Мнишек отводил ее к королю.
Это «ремесло» возвело его в должность коронного кравчего и управляющего королевским дворцом. В его обязанности входило также наблюдение и за другими любовницами короля, жившими во дворце. В то же время, действуя заодно с братом, Юрий Мнишек приобрел большое влияние на большинство государственных дел и прибрал к своим рукам распоряжение королевской казной. Но оба брата Мнишека больше всего обогатились в день смерти Сигизмунда II. Король, изнуренный всякими излишествами и уж, смертельно больной, отправился с несколькими приближенными в Книшинский замок, в Литву. Разумеется, братья Мнишеки и красавица Варвара сопровождали короля в этом путешествии. В ночь после кончины Сигизмунда они отправили из замка несколько плотно набитых сундуков. В результате этого в замке не нашлось даже одежды, чтобы достойно облачить державного покойника.
Этот скандал наделал такого шуму, что на ближайшем сейме были возбуждены публичные прения по этому вопросу. По-видимому, обвиняемым не удалось оправдаться, однако при помощи могущественных покровителей им удалось избежать судебного преследования, которого требовали на сейме, и обязательства вернуть украденное. Краковский воевода Ян Фирлей, великий коронный маршал и зять братьев Мнишеков, успешно замял это дело. Мнишеки остались по-прежнему богаты, важны и так же презираемы.
Король Стефан Баторий терпеть не мог Юрия Мнишека, и тот должен был удовлетвориться незначительной должностью радомского кастеляна. Сигизмунд III снял опалу с Мнишека.
В 1603 году Юрию было около пятидесяти лет. На тучном туловище и короткой толстой шее склонного к апоплексии человека сидела продолговатая голова с выпячивающимся подбородком и с лукавым взглядом голубых глаз. Юрий обладал превосходными качествами царедворца. Его почтительные манеры и красноречие снова сослужили ему хорошую службу. Еще больше Мнишек набил себе цену, выставляя напоказ глубокую набожность. Получив Самборскую королевскую экономию, Сандомирское воеводство и Львовское староство, он построил два монастыря — доминиканский в Самборе и бернардинский во Львове, и в то же время пожертвовал десять тысяч флоринов для строительства во Львове иезуитского коллегиума. Он умело делил свои дары между этими тремя влиятельными орденами и не упускал из-за этого возможности укрепить свое положение брачными союзами преимущественно с протестантскими семьями. Католический мир избегал их как зачумленных, поэтому они были доступнее и представляли весьма выгодные партии. Муж одной из сестер воеводы — Фирлей — был кальвинист. Другая сестра Мнишека вышла замуж за арианина Стадницкого. Сам Юрий Мнишек женился на Ядвиге Тарло, отец и братья которой были также ариане.
