19.00. Возвращаюсь домой. Как всегда, 50 минут кручу велотренажер – это прочищает сосуды, проходящие параллельно моей закупоренной артерии, – попивая протеиновое питье с лимоном и медом, которое делает мне Мария-Консепсьон.
20.30. Сборище по случаю моего 42-летия. Мы с моим братом-близнецом целиком сняли бистро «Кокле» и наприглашали человек по сто каждый. Все пьют пунш.
20.45. Присоединяюсь в углу к дюжине авторов – членов «Гильдии воображаемого» – созданной нами ассоциации, призванной объединить работающих в этом жанре. Речь заходит о премии для сочинителей рассказов, которая помогла бы молодым талантам. Некоторые видели телепередачу. Несмотря на их похвалы, я уверен, что сплоховал и что агрессия Муази была эффективнее моего поведения. По-моему, преимущество всегда на стороне атакующего, Муази понял и удачно применил этот принцип – немудрено, ведь он выступает с этим номером каждую неделю. Регулярное занятие этим спортом позволяет ему изучить все возможные комбинации, совсем как шахматисту, а что до меня, то я допустил ошибку, держа оборонительную стойку. Разгораются дебаты на эту тему, обсуждается вопрос, что лучше: безропотно сносить удары или давать сдачи? Некоторые открыто выступают против прогнившей литературной системы Парижа. Они мечтают разоблачить незаслуженное присуждение премий и хвалебную критику, сочиняемую под псевдонимами самими награждаемыми. Более умеренные члены Гильдии побаиваются стать жертвами тотального бойкота и лишиться даже тех крупиц, что им перепадают, если они включатся в эту борьбу. Тех, у кого страх пересиливает желание справедливости, набирается значительное большинство. Мы пьем вино и едим пирожки.
21.00. Ко мне подходит брат. Он тоже смотрел передачу и считает, что я выступил очень бледно. Он упрекает меня за то, что я позволил Муази меня высмеять. По его словам, таким манером я, пожалуй, причиню вред и его работе, ведь все знают, что мы с ним родня. Слово за слово, припоминаются былые конфликты, потом, как всегда, наступает примирение под хорошее вино и куриные рулеты.
21.30. Появляется с опозданием Александр де Виламбрез. Он настоятельно не советует мне впредь участвовать в таких программах, тем более что мои читатели все равно их не смотрят, а аудитория передачи принципиально занимает сторону Муази. По его мнению, мне бы следовало заняться саморекламой через интернет, ведь там, по крайней мере, рассуждающие о книгах их покупают и читают. Я нахожу его замечание уместным. Мы чокаемся и поедаем жареные овощи на шпажках.
22.30. Мы с Тома дружно задуваем наши 42 свечи. Тома веселит гостей рассказом о том, что покинул материнское чрево первым, за пять минут до полуночи, тогда как я появился на свет только спустя двадцать минут. Из-за этого у нас, близнецов, разные даты рождения. Гостям ужасно весело. Разносят кремовые пирожные и бокалы с шампанским. Я чокаюсь с братом.
23.00. Сабрина включает музыку и приглашает меня на медленный танец. Она шепчет мне на ухо, что сняла номер в гостинице по соседству, где мы могли бы ненадолго уединиться и вспомнить былое. Я отвечаю, что это было бы неразумно. Она настаивает, и мне приходится напомнить ей поговорку: вернуться к своему бывшему – все равно что проглотить свою рвоту. Она выплескивает мне в лицо свое шампанское и идет танцевать с моим братом.
Полночь. Кто-то еще танцует, но большинство сидит и чешет языком. Пьяный в стельку Александр признается мне, что его издательство, по его ощущению, пропахло нафталином и он понимает, что надо развиваться, иначе смерть. Я возражаю, что развитие развитию рознь и что нельзя доходить до того, чтобы доверять сочинение романов роботам. Он бормочет, что как-то об этом не подумал и что моя идея на самом деле неплоха: это как-никак послужило бы гарантией того, что авторы не станут жаловаться на недосягаемость для них иностранных рынков и угрожать переходом к конкурентам. Мы запиваем эти соображения красным вином. Я все сильнее чувствую усталость. Раскалывается голова, но я списываю это на счет большого содержания серы во многочисленных употребленных мной напитках. Некоторое время я выбираю, что будет лучше: улизнуть «по-английски» – тихонько, ни с кем не прощаясь, или отбыть «по-итальянски» – со всеми обняться на прощание и в итоге остаться. Останавливаюсь на первом варианте.
0.30. Во избежание мучительного утреннего похмелья я глотаю лекарство на основе артишока и укропа – оно должно помочь моей печени справиться с нагрузкой. Это снадобье мне дал брат, оно всегда лежит на моем ночном столике. Потом, поленившись от усталости даже встать и почистить зубы, я натягиваю пижаму и залезаю под одеяло. Предпоследним движением я гашу свет. Перед сном я запиваю водой снотворное. Это происходит уже в темноте. Я растягиваюсь и проваливаюсь в целительный сон.
28
Раздается звонок. Люси смотрит на часы, кусает губу и идет открывать.
– Прием в 15 часов, – объясняет она на ходу и, поправив одежду и прическу, спешит навстречу клиентке.
Это молодая женщина, мелкая-премелкая. У нее худые ноги, скулы торчком, белая кожа, огромные глаза с длинными ресницами. Едва сев, она выкладывает то, что ее тяготит.
– Я пришла к вам потому, что каждый вечер у меня происходят споры с отцом, умершим полгода назад. Я громко к нему обращаюсь и слышу в голове его ответы. А вчера вечером случилось странное: он не смог вспомнить, как звали мою мать. Меня это потрясло. Поэтому я спрашиваю, возможно ли, чтобы призрак взял и лишился памяти.
– Сейчас разберемся.
Люси закрывает глаза. Габриель чувствует, что она шлет сигнал в виде волны, проходящей над кроватью, и делает вывод, что она устанавливает связь с душой из Среднего Астрала. Уж не с Драконом ли?
После немого диалога она кивает головой. Появляется усатая эктоплазма.
– Вот и он! – сообщает Люси.
– Да, я тоже его чувствую, – соглашается клиентка. – Здравствуй, папа… Это я, Сильви.
Люси, понимая, что у этой пары свои привычки, не позволяет им завести беседу. Она громко и сухо обращается к отцу:
– Почему вы не помните имя своей жены, месье?
– Простое возрастное ослабление памяти, – отвечает дух.
– Пусть Сильви опишет своего папашу, – шепотом подсказывает Габриель.
– Куда меня втравили? – настораживается усач. – Ты-то откуда здесь взялся? Ты даже не медиум! Ты вообще кто?
Клиентка Люси описывает своего отца, и Габриель, убедившись, что описание не подходит (например, она не упоминает усов), сообщает Люси на ухо:
– Это не он.
– Это не он! – повторяет Люси. – Разговаривающий с вами человек – не ваш отец.
– Подождите! Зачем вы меня выдали? – возмущается чужак.
– Кто же это? – спрашивает потрясенная клиентка.
– Дух, выдающий себя за вашего отца, потому что пытается любым способом привязаться к кому-то из живых. Так часто бывает, – успокаивает ее Люси. – Бродячие души начинают скучать и связываются с кем-нибудь, кто призывает мать, отца, деда, чтобы выдать себя за того, кого зовет горюющий человек. Документов у них нет, как их выведешь на чистую воду?
