– Непохоже, чтобы бывший жених Люси испытывал сомнения, – замечает Игнас.
– Да, Сами ни о чем не подозревает.
– В свое время о таком уже писал Гарри Гудини. Рынок переполнен спиритами-шарлатанами, злоупотребляющими доверчивостью клиентуры. Их задача – удовлетворять понятную потребность человека беседовать с умершими близкими. По последней статистике, сейчас численность человечества – восемь миллиардов. Шесть миллиардов из них верят в возможность говорить с умершими, 5 миллиардов уже имеют опыт столовращения и прочих штук, три миллиарда регулярно поддерживают контакт с медиумами, устраивающими им псевдосеансы связи с ангелами, демонами и призраками.
– Не знал, что загадка загробной жизни настолько увлекательна!
– Ты же сам написал в «Мы, мертвецы»: девяносто процентов человечества – суеверные или верующие люди.
– Я не всегда убежден в том, о чем пишу в своих романах. Знаешь, первым делом я – существо сомневающееся. Еще я написал вот что: не интересоваться тем, что с нами произойдет, – форма недомыслия.
– Я так и не понял, как ты сам относишься ко всем этим сюжетам.
– Как заинтригованный исследователь. В конце концов, желать знать, что с нами будет после кончины, – вполне законное любопытство, разве нет?
Они продолжают наблюдать за пятью гостями медиума и за ней самой.
– Как бы то ни было, Сами и его сестры – довольно симпатичные люди, – продолжает Габриель. – Признаться, у меня вызывала сомнение его честность, но месье Дауди, ставший Сержем Дарланом, не подтверждает моих опасений: он не жулик. Просто бухгалтер, которому не повезло с жуликоватым хозяином, подложившим ему наркотики и взвалившим на него всю вину.
– А как же его бегство?
– Желание спасти свою шкуру. Достаточно на него взглянуть, чтобы понять, что он всего лишь почтительный сын, надеющийся поговорить с обожаемой матерью…
– Итак, каковы наши действия, внучек?
– У нас нет выбора: я дал Люси слово. Мы должны поставить на рельсы эту потерпевшую крушение любовь. Дождемся конца церемонии и проследим за Сами, чтобы узнать его адрес. Следующий шаг будет уже за ней самой.
Под ними всхлипывает одна из сестер – та, которой придется отказаться от любимого; она не прерывает контакт с пальцами своих сестер.
Фаустина Смит-Веллингтон хранит серьезность, ей важно напомнить клиентам, что происходящее зависит не от нее, а от невидимого мира, она же остается всего лишь его послушной слугой.
53
Люси приходит по полученному от издателя Муази адресу и нажимает дверной звонок. В шикарной квартире напротив «Комеди Франсез» принимают гостей. Она собиралась попасть внутрь, воспользовавшись полицейским удостоверением, но внешность и платье служат ей еще более надежным пропуском. Безупречно одетый лакей, открывший ей дверь, осматривает ее с головы до ног и, ни о чем не спрашивая, впускает. Переступив порог огромной квартиры, она видит стайку изящных худых женщин, принимающих ухаживания толстяков гораздо старше их. Два десятка официантов разливают шампанское и раскладывают черную икру. Люси удивлена: по словам издателя Муази, квартира принадлежит политику крайне левых взглядов, без оглядки клеймящему мир капитализма. Она вспоминает его речи против банков, обрекающих народ на голод, его позицию в пользу стопроцентного налогообложения самых крупных состояний Франции. Единственное, что позволяет определить политические убеждения хозяина этого роскошного жилища, – портреты Сталина, Че Гевары, Фиделя Кастро, Мао Цзэдуна, Уго Чавеса и Пол Пота на всех стенах.
– Я ищу Жана Муази, – обращается она к внимательно разглядывающему ее гостю.
– Муази? Он, наверное, на террасе.
Поднявшись по лестнице, она выходит на террасу площадью все пятьсот квадратных метров с видом на весь сияющий огнями Париж. Из колонок звучат революционные латиноамериканские песни. По диванам расселись человек сто, среди которых Люси узнает знаменитых актеров (часто выступающих с крайне левых позиций), журналистов, адвокатов, защищающих медиаперсон, певцов. Большинство курит сигары и пьет шампанское. Туда-сюда снуют девицы, еще моложе тех, кто толпится внизу; Люси не уверена, что все они совершеннолетние. Но поскольку в ее задачу не входит расследование преступлений этого свойства, она снова пытается выяснить, где ей найти Муази. Наконец некий обладатель выпирающего брюха соглашается указать ей направление поисков:
– Когда не знаешь, где он, это значит, что он либо наяривает в туалете девчонку, либо делает себе дорожку вон за теми пальмами.
Двинувшись в подсказанную сторону, она застает прославленного критика за вдыханием белого порошка при помощи свернутой в трубочку купюры в сто евро. У него на коленях, лицом к нему, восседает полураздетая особа.
– Можно с вами поговорить, месье Муази?
Она предъявляет полицейское удостоверение. Он оглядывает ее с головы до ног, как при покупке скаковой лошади: взгляд задерживается на груди, возвращается к ногам; потом он пожимает плечами и сгоняет со своих колен расположившуюся там особу.
Люси садится напротив. Он наливает себе шампанского и залпом осушает бокал.
– Мы расследуем убийство Габриеля Уэллса. В телепередаче накануне его смерти вы угрожали его убить.
– Опять Уэллс! Даже после смерти он не перестает меня донимать! Никуда от него не деться!
– Вы его убили?
– Нет, но я рад, что он мертв. Повстречал бы его убийцу – без колебаний наградил бы медалью за доблесть.
Он наливает себе еще шампанского, не предлагая Люси, и с противной ухмылкой поднимает бокал.
– Кто бы это, по-вашему, мог быть?
Он задумывается, как в поисках поэтического вдохновения.
– Вы действительно хотите это узнать? Кажется, я знаю ответ.
Он нервно втягивает воздух.
– Я вас слушаю.
– Он сам! Он так плохо писал, что мог в приступе откровенности с самим собой испытать несовместимые с жизнью угрызения совести.
– Судя по анализу крови, его отравили.
– Одно другому не противоречит, недаром он изучал криминологию. Кто мог лучше него подобрать самый эффективный яд? Уверен, он был самому себе отвратителен. Глядел на себя в зеркало и понимал, что мошенничество затянулось, пора уступить место настоящим писателям. Если хотите знать мое мнение, это была бы единственная его интересная идея.
Несколько гостей подходят с ним поздороваться.
– Привет, Жан! Я в восторге от последнего вашего выступления на телевидении, – говорит женщина лет сорока, вся в драгоценных ожерельях и браслетах. – Как вы высмеяли этого Габриеля Уэллса! Важно, чтобы такие люди, как вы, защищали истинное качество от окружающей литературной посредственности. Можно попросить ваш автограф? Я вложу его в одну из ваших книг, я прочла их все.
