Он засмеялся.
– Если? Ты сумела поставить щит и остановить меня. Я не мог обойти выставленную тобой преграду, только уничтожить вместе с тобой. Я не потому прервал обучение, что хотел лишь твоего тела. Твоя ненависть стала препятствием между тобой и магией. Теперь ты, кажется, созрела, чтобы возобновить обучение.
– Разве может учитель обладать учеником?
– Бедная моя девочка, это неизбежно, если учитель и ученик разного пола. Когда мужчина обучает женщину, он глубоко погружается в ее женскую энергию. Столь плотное соприкосновение с женственностью не тронет разве что евнуха. Учителю остается либо предаться любви с ученицей, либо потратить дополнительную силу, чтобы подавить желание. Я из тех учителей, кто предпочитает первый вариант.
– Значит… вы предлагали мне изучать магию и уже тогда знали, как обойдетесь со мной?!
– Знал уже тогда, когда увидел тебя на берегу Ларга. Какая тебе разница? Ты все равно принадлежишь и будешь принадлежать мне. Выбирай – хочешь ли ты при этом заниматься магией. Я могу многое дать тебе – и в любви, и в магии – но ты упорно отталкиваешь меня. Этим ты наказываешь себя, а не меня. Я остаюсь при своем.
Эдера колебалась. Медленно и неохотно она кивнула.
– Я хотела бы снова заниматься магией. Не знаю, получится ли у меня… при том, что происходит между нами. Но я очень хочу учиться.
– Завтра утром мы возобновим занятия. Тогда и посмотрим, перевесит ли твоя любовь к учебе ненависть ко мне. А сейчас пойдем наверх.
Он предложил ей руку, улыбаясь в предвкушении. Эдера стиснула зубы. Теперь она поняла. Это очередное истязание, очередное извращенное удовольствие – максимально осложнить ей выбор между учебой и ненавистью. Он и впрямь не упускает своего.
V
В назначенный день Кристан явился в Саррену, загородную резиденцию герцогини Ольтаны, как на королевский прием: в парадном облачении, с чудесной звездой на груди. Герцогиня протянула руку для поцелуя.
– Столица встретила вас ошеломительными вестями, друг мой. Один из ваших маршалов – фаворит принцессы короны. А саму принцессу отдают в жены фавориту короля, этому богомерзкому чернокнижнику.
– Верно, сиятельная госпожа. Это и впрямь самая удручающая весть со времен мятежа фрондариев. Как мог государь устроить сей мезальянс?
– Устроить? – сиятельная фыркнула. – Мой полоумный кузен давно не в состоянии ничего устроить, кроме похотливых игрищ. Проклятый де Глисса пожирает королевскую власть кусок за куском. Отон рад скормить злодею своих детей, весь королевский род и все королевство впридачу. Лишь бы Придворный Маг и дальше брал на себя королевские заботы, а кузен мог беззаботно предаваться мерзейшему разврату, коего чурается распоследняя чернь. Вы слышали, что за постыдное приспособление де Глисса предложил Отону? Колдовской штамп с августейшей подписью. Теперь королю не придется отвлекаться даже на просмотр документов. Его доверенному лицу, «Хранителю Королевского Факсимиле» – одно слово чего стоит! – достаточно шлепнуть на документ сию поддельную подпись. Раньше король мог хотя бы ненароком узнать, что творится в его королевстве, бросив случайный взгляд на бумаги, которые требовали его подписи. Теперь любого – вас, меня – можно подвести под плаху королевским указом, и король даже не узнает, кого казнят его именем. Знаете, кого назначили «Хранителем Королевского Факсимиле»? Этого худородного Артана! Вчера о нем слыхом не слыхали, сегодня ему кланяются принцы крови! Ибо в его руках воля государя, он распоряжается жизнью и смертью! Лишь потому, что на нем такие же штаны, как у его проклятого хозяина!
Тут и тугодум маршал не мог не встревожиться.
– Это и впрямь неприятно, сиятельная госпожа. Полномочия лорда Придворного Мага и его людей ширятся день ото дня. Мой наставник граф де Лаш, земля будь ему пухом, любил поговаривать: у армии должен быть лишь один полководец. Но сосредотачивать в одних руках гражданскую власть – ошибка, которая может стоить королевства. Боюсь, Его Величество допускает сию ошибку…
– Друг мой, все чаще я склоняюсь к крамольной мысли… Так ли уж ошиблись фрондарии, восстав против растущего единоличия монаршей власти?
Это было чересчур для Кристана.
– Сие чревато ересью, госпожа моя. Монаршая власть от Создателя. Сие непререкаемо. Создатель даровал государю полноту власти…
– …Чтобы государь мудро распоряжался ею, – перебила Ольтана. – Вы видите мудрость в нашем государе? Разве мудро уступить дарованную Создателем власть с ее обязанностями и заботами временщику, наглому выскочке и колдуну, а самому осквернять королевский дворец непристойными забавами? Создатель поручил государю вершить правый суд над подданными, а как назвать «правым» суд Отона? Двух моих лакеев он обрек стать зомби за ничтожный пустяк! Не за провинность, а за чрезмерное рвение при исполнении моего поручения! Так он хотел унизить меня! Да еще его ждала в покоях эта шлюха де Фаллис! Перед любовными играми кузену хотелось разогреть кровь людскими страданиями! А что ответил мне де Глисса, когда я имела глупость попросить его за своих людей? «В армии больше нужны два солдата, чем во дворце – два бездельника». Вот к чему мы пришли – в королевском дворце худородные выскочки унижают принцесс крови!
– Ваше сиятельство, почему вы сразу не поведали мне сию историю? Я немедленно отдам приказ, чтобы ваших слуг нашли и вернули в столицу! Даже люди Магической Канцелярии не ослушаются приказа фельдмаршала.
– Буду признательна вам, герцог. У вас есть достоинство истинного дворянина, в отличие от мелких выскочек и самого короля.
* * *
Элеутерия держала крылья ровно и уверенно. Больше ее не посещала безумная идея совершить заверт с мертвой петлей или вертикально спланировать, чтобы у самой кромки тумана резко взмыть к небу. Хотя на сей раз опыта и мастерства достало бы на любой трюк.
Тень хищника накрывала белую птаху, отражая траекторию ее полета. Смешанные, противоречивые чувства теснились в маленьком птичьем мозгу. Смертельно опасный враг защищал ее – от других хищников, от любых опасностей, что подстерегают одинокую элеутерию в этом бессолнечном, промозглом краю.
Птица помнила, что он причинил ей много страданий – в другом теле, в другой жизни, но это были их тела и их жизнь. И страдания крепко связали их друг с другом. Между грифом и элеутерией словно протянулась нить, которая делала их особенными, единственными друг для друга. Тень неотступно следовала за птицей, обозначая эту нить, не давая забыть о ней.
Гриф снизился и вырулил вперед. Теперь его крупное темное тело очерчивало для элеутерии новую траекторию полета. Птица послушно пошла по его следу. Гриф набирал скорость. Его силуэт становился все меньше и меньше. В элеутерии взыграл азарт: размах крыльев у нее мельче, но энергия полета переполняет ее! Можно разогнаться так, что обгонишь и не такую громадину. Она пошла на разгон.
Туман внизу проносился с такой скоростью, что элеутерии казалось, она парит в одной точке. Хвост грифа маячил совсем близко, еще чуть-чуть – и она могла бы клюнуть этот хвост! Ха, почему бы нет? В элеутерии горело страстное желание разорвать тягостную нить между ней и грифом, выразить протест противоестественной связи.
