III
Именно студенты в первую очередь стали проводниками процесса координации в университетах. Они организовывали кампании против нелюбимых профессоров в местных газетах, устраивали массовые срывы их лекций и возглавляли отделения штурмовиков во время домашних обысков и налетов. Другая тактика заключалась в том, чтобы подчеркнуть политическую ненадежность некоторых профессоров. Для этого на лекции приглашались политически лояльные личности вроде Хайдеггера, от которых можно было ожидать горячего одобрения режима, чего другие часто сделать не могли. В Университете Гейдельберга один нацистский активист срывал работу физика Вальтера Боте, проводя длительные маршировки людей СС по крыше института прямо над его кабинетом
[989]. В одном университете за другим уважаемых ректоров и главных администраторов отодвигали в сторону, чтобы дать дорогу зачастую весьма посредственным личностям, единственным достоинством которых было то, что они были нацистами и пользовались поддержкой нацистской студенческой организации. Типичным таким представителем был Эрнст Крик, убежденный нацистский теоретик мужского превосходства, ставший ректором во Франкфурте в 1933 г. До своего внезапного взлета он был незаметным профессором педагогики в городском колледже подготовки учителей
[990]. В Дармштадтском техническом университете внештатный лектор Карл Лизер, вступивший в партию в начале 1933 г., вызвал гнев своих коллег в архитектурном отделении, направив в мае ряд доносов на многих своих товарищей по работе в министерство образования под началом Гесса. Университетский совет лишил Лизера права преподавать и попросил министерство уволить его и временно закрыл университет в знак протеста. Однако на следующий день студенты открыли и заняли здания, а министерство объявило временным ректором мэра Дармштадта. Профессора уступили под этим давлением. Лизера восстановили, и он стал профессором в 1934 г. А в 1938 г. он стал ректором. Такие события, происходившие во всех немецких университетах, отмечали резкое ослабление традиционной власти профессуры. «Мы, ребята, держим университет в своих руках, — заявлял Эдуард Клемт, нацистский лидер студентов в Лейпциге, — и мы можем делать с ним все, что захотим»
[991].
Студенческие профсоюзы не успокоились после проведения нацификации профессорского состава. Они также потребовали для себя официального участия в назначении профессоров и в дисциплинарных комитетах. Однако это оказалось слишком серьезным требованием. Участие студенческого органа в решении таких вопросов полностью противоречило принципу лидерства. К лету 1933 г. нацифицированные министерства образования и университетские власти стали усмирять беспорядки в студенческой среде, запретив студентам изымать и уничтожать спорные книги из библиотек и расстроив планы национального студенческого союза, связанные с установкой в каждом университетском городке позорных столбов, на которых вывешивались бы публикации «негерманских» профессоров. На самом деле ни один студент не был готов к участию в беспорядках политического толка в первые шесть месяцев 1933 г., несмотря на массовое разложение и насилие, которые искалечили университетскую жизнь в этот период. Но теперь все стало ясно: Министерство образования Пруссии объявило, что долгом студенческих профсоюзов является «обеспечение правильного и дисциплинированного поведения своих членов»
[992]. Однако прежде чем это произошло, студенты нанесли свой самый драматический и скандально известный удар по интеллектуальной свободе и академической автономии, который эхом отозвался по всему миру и вспоминается до сих пор, когда сегодня люди задумываются о нацизме.
10 мая 1933 г. немецкие студенты организовали «акцию против антигерманского духа» в девятнадцати университетских городках в стране. Они составили список «антинемецких» книг, изъяли их из всех библиотек, где смогли найти, сложили на городских площадях и сожгли. В Берлине на сжигание книг по просьбе студентов пришел Йозеф Геббельс. Он сказал им, что они «делали правое дело, предавая злой дух прошлого огню», что было, по его словам, «сильным, великим и символическим актом»
[993]. Одну за другой книги бросали в погребальный костер разума под аккомпанемент таких лозунгов: «Против классовой борьбы и материализма, за национальное единство и идеалистические перспективы: Маркс, Каутский. Против декадентства и морального разложения, за дисциплину и нравственность в семье и государстве: Генрих Манн, Эрнст Глезер, Эрих Кестнер». Работы Фрейда были преданы огню за их «унизительное преувеличение животной природы человека», книги популярного историка и биографа Эмиля Людвига сожгли за их «клевету на великих личностей» немецкой истории, работы радикального пацифистского журналиста Курта Тухольского и Карла фон Осецки были уничтожены за их «надменность и самоуверенность». Отдельная категория была отведена для Эриха Марии Ремарка, чей критический роман «На западном фронте без перемен» бросался в огонь «против литературного предательства солдат Мировой войны, за воспитание нации в духе военной готовности». В костры отправились многие другие книги помимо упомянутых в этих заклинательных лозунгах. Национальный союз студентов опубликовал в рамках этого мероприятия «двенадцать тезисов против антигерманского духа», потребовав введения цензуры и чистки библиотек и заявив: «Нашим врагом являются евреи и все, кто им подчиняется»
[994].
12 марта в качестве прелюдии к этому действию штурмовики уже обшарили библиотеку профсоюзного центра в Гейдельберге, изъяли книги и сожгли их в небольшом костре за дверями. Похожее событие произошло, как мы видели, рядом с институтом сексологии Магнуса Хиршфельда в Берлине 6 мая. Однако сожжение книг 10 мая было гораздо более масштабным и намного более подготовленным. Студенты прочесывали библиотеки и книжные магазины, подготавливаясь к этой акции, с середины апреля. Некоторые книготорговцы смело отказывались развешивать плакаты с рекламой события в окнах своих магазинов, но многие другие сдавались перед угрозами студентов. В Гейдельберге, где сожжение книг произошло 17 мая, студенты шествовали с горящими факелами в сопровождении людей СС, CA и стальных шлемов, а также членов дуэльного общества и бросали коммунистические и социал-демократические флаги в огонь вместе с книгами. Все это сопровождалось пением Песни Хорста Весселя и национального гимна. В произносившихся речах это мероприятие представлялось как удар против «антигерманского духа», представленного писателями вроде Эмиля Юлиуса Гумбеля, ведшего статистику убийств правых радикалов в годы Веймарской республики, который был с позором изгнан со своей должности в университете летом 1932 г. Веймарская республика впитала в себя этот «разлагающий еврейский» дух, теперь наконец он уходил в прошлое
[995].
