Вторая колонна Веймарской коалиции, Немецкая народная партия, была несколько более активным участником правительства и имела своих представителей практически во всех кабинетах в 1920-х. В конце концов, именно демократ Хуго Пройсс был главным автором сильно раскритикованной Веймарской конституции. Но хотя демократы и получили 75 мест на выборах в январе 1919 г., на следующих выборах в июне 1920 г. они потеряли 36 мест и смогли занять только 28 мест в мае 1924 г. Они стали жертвами отхода избирателей среднего класса вправо и так и не смогли восстановить свои позиции
[226]. Их реакция на потери после выборов 1918 г. стала роковой. Под руководством Эриха Кох-Везера лидеры партии в июле 1930 г. объединились с полувоенным ответвлением Младогерманского ордена и с некоторыми отдельными политиками из других партий среднего класса и трансформировали демократов в Немецкую государственную партию. Идея была в том, чтобы создать сильный центристский блок, который бы препятствовал оттоку буржуазных избирателей к нацистам. Однако это объединение оказалось опрометчивым и препятствовало возможности присоединения к другим более крупным политическим группам среднего класса. Некоторые, в основном левые, демократы не поддержали этих изменений и ушли из партии. На правом фланге Младогерманский орден потерял поддержку многих собственных членов. Избирательные достижения улучшились — в рейхстаге после выборов в сентябре 1930 г. оказалось только 14 депутатов от новой партии. На деле слияние означало резкий уход вправо. Младогерманский орден разделял скептицизм большей части молодежного движения относительно парламентской системы, а его идеология носила явно антисемитский характер. Немецкая государственная партия продолжала поддерживать на плаву социал-демократическую коалицию в Пруссии до государственных выборов в апреле 1932 г., но ее задачей, сформулированной историком Фридрихом Мейнеке, теперь было смещение баланса политической силы от рейхстага и округов к единому и сильному правительству рейха. Сокращающееся количество сторонников толкнуло партию вправо, но единственным результатом этого стало уничтожение всего, что отличало ее от других более эффективных политических организаций, которые придерживались тех же идей. Изощренные проекты конституции, предлагаемые Немецкой государственной партией, свидетельствовали не только о нехватке политического реализма, но и о том, что партия все менее поддерживала веймарскую демократию
[227].
Из трех партий Веймарской коалиции только центристская партия сохранила повсеместную поддержку и во время выборов собирала около пяти миллионов голосов, что соответствовало 85–90 местам в рейхстаге, включая места Баварской народной партии. Центристская партия также составляла основу всех коалиционных правительств с июня 1919 г. до самого конца, а активная работа в области социального законодательства давала ей право с тем же успехом, что и социал-демократы, претендовать на роль главной движущей силы в становлении благополучия Веймарской республики. Будучи социально консервативной, центристская партия посвящала много времени борьбе с порнографией, контрацепцией и другими пороками современного мира, а также защите интересов католиков в системе образования. Она испытывала неизбежное влияние со стороны папской власти в Риме, и это было ее ахиллесовой пятой. Как главу католической церкви, папу Пия XI очень беспокоили успехи атеистических коммунистов и социалистов в 1920-х. Как и его нунций в Германии Эудженио Пачелли, который впоследствии стал папой Пием XII, он глубоко не доверял либерализму многих католических политиков и считал поворот к более авторитарным формам управления самым надежным методом защитить интересы церкви от возрастающей угрозы безбожных левых. Это привело к подписанию конкордата с фашистским режимом Муссолини в Италии в 1929 г., а позднее к поддержке церковью «клерикально-фашистской» диктатуры Энгельберта Дольфуса в австрийской гражданской войне 1934 г. и генерала Франко в испанской гражданской войне, начавшейся в 1936 г.
[228]
С такими настроениями, бытовавшими в Ватикане даже в 1920-х, перспективы политического католицизма в Германии были сомнительны. Они стали еще более призрачными в декабре 1918 г., когда близкий союзник папского нунция Пачелли прелат Людвиг Каас, священник, также бывший депутатом в немецком рейхстаге, был избран лидером центристской партии в качестве компромиссного кандидата в ходе борьбы между фракциями левых и правых за место ушедшего в отставку председателя Вильгельма Маркса. Однако под влиянием Пачелли Каас все больше склонялся вправо и тащил за собой многих католических политиков. Когда в 1930 и 1931 гг. в рейхе усилились беспорядки и нестабильность, Каас, теперь частый гость в Ватикане, вместе с Пачелли начал работать над конкордатом, соответствовавшим соглашению, которое церковь недавно заключила с Муссолини. Его основной задачей в этой ситуации было обеспечение безопасности будущего существования церкви. Как и многие другие ведущие католические политики, Каас считал, что это было возможно только в авторитарном государстве, в котором полицейские репрессии могли бы подавить угрозу слева. «Никогда, — заявлял Каас в 1929 г., — необходимость лидерства в самом широком смысле не отзывалась более ярко и нетерпеливо в душе немецкого народа, как в дни, когда наше отечество и культура подвергаются такой страшной опасности, что сердце сжимается»
[229]. Помимо прочего Каас требовал гораздо большей независимости исполнительной власти от законодательной в Германии. Другой ведущий политик Центристской партии Ойген Больц, президент-министр Вюртемберга, выразил это более резко, обращаясь к жене в 1930 г.: «Я давно считаю, что парламент не может решать серьезные внутренние политические проблемы. Если бы можно было установить диктатуру на десять лет, я бы это поддержал»
[230]. Задолго до января 1933 г. центристская партия перестала быть оплотом веймарской демократии, каким была когда-то
[231].
