Хотя легко видеть, что такие аргументы служили интересам западных интерпретаторов холодной войны в 1950–60-е гг., в явном или неявном виде уравнивая сталинскую Россию и гитлеровскую Германию, оценка обоих государств как разных форм одного явления недавно пережила новое рождение
[31]. И разумеется, нет ничего незаконного в сравнении этих двух режимов
[32]. Идея тоталитаризма как общего политического явления относится еще к началу 1920-х. Она использовалась в положительном смысле Муссолини, который вместе с Гитлером и Сталиным заявил о тотальном контроле над обществом, который подразумевал фактическое возрождение человеческой природы в человеке «нового» типа. Но несмотря на все сходства между этими разными режимами, различия в причинах появления, возвышения и конечного триумфа нацизма и сталинизма слишком существенны, чтобы концепция тоталитаризма могла что-либо объяснить в этом отношении. В конечном счете она служит скорее для описания, а не для объяснения и, возможно, помогает понять способ функционирования уже сложившихся диктатур XX века, но не объясняет причин их возникновения.
Конечно, между Россией и Германией до Первой мировой войны существовало определенное сходство. Обе страны находились под властью авторитарной монархии, опиравшейся на мощную бюрократическую систему и сильную военную элиту, которые препятствовали быстрым социальным изменениям, привносимым индустриализацией. Обе эти политические системы были уничтожены глубоким кризисом, связанным с поражением в Первой мировой войне, и за их гибелью последовал короткий период конфликтной демократии, пока конфликты не были разрешены с приходом диктатур. Однако существовало и множество ключевых отличий, главным из которых было то, что большевики полностью проиграли борьбу за открытую поддержку масс на свободных выборах; между тем именно поддержка масс обеспечила необходимый фундамент для прихода к власти нацистов. Россия была отсталой, полностью аграрной страной, без базовых институтов гражданского общества и представительной политической системы. Она крайне отличалась от развитой и высокообразованной индустриальной Германии с ее долгими традициями представительных институтов, главенства закона и политически активного гражданского общества. Разумеется, Первая мировая война уничтожила старый порядок во всей Европе. Однако этот старый порядок имел свои существенные особенности в разных странах, и разрушен он был в разных отношениях и с разными последствиями. Если смотреть на другие страны, в которых происходили схожие события, то, как мы увидим, гораздо более подходящим вариантом для проведения параллелей, чем Россия, будет Италия, еще одна европейская страна, наряду с Германией пережившая объединение в XIX веке.
При поисках истоков и причин возникновения нацизма в Германии история, несомненно, рискует показать весь процесс как неизбежный. Однако практически на любом этапе события могли начать развиваться по-другому. Триумф нацизма абсолютно не казался предопределенным вплоть до первых месяцев 1933 года. И вместе с тем он не стал исторической случайностью
[33]. Те, кто утверждает, что нацисты пришли к власти в результате событий общеевропейского масштаба, в определенном смысле правы. Но следует уделить внимание и тому факту, что успех нацизма, который совершенно не являлся неизбежным итогом немецкой истории, основывался, конечно же, на политических и идеологических традициях и событиях, характерных именно для Германии. Эти традиции, возможно, не восходят к временам Мартина Лютера, однако их, безусловно, можно связать с развитием немецкой истории на протяжении XIX века, и главным образом с процессом, который привел к созданию объединенного государства при Бисмарке в 1871 г. Таким образом, при поиске причин прихода нацистов к власти и разорения Германии, Европы и остального мира практически при отсутствии сопротивления со стороны большинства немцев имеет смысл забраться на шесть с лишним десятилетий в прошлое, как это сделал Фридрих Мейнеке в своих размышлениях 1946 г. Как мы увидим в этой книге и двух следующих томах, существует много разных ответов на поставленные здесь вопросы, начиная от природы кризиса, охватившего Германию в начале 1930-х, и заканчивая способом установления и консолидации правления после прихода нацистов к власти. И сопоставление этих ответов — далеко не простая задача. Однако тяготы немецкой истории, несомненно, сыграли свою роль, и в этой книге необходимо начать именно с них.
III
Начало XXI века — вполне подходящий момент для проекта такого рода. Исторические исследования Третьего рейха прошли три больших этапа с 1945 г. Во-первых, начиная с конца войны и до середины 1960-х предпринималось множество попыток ответить на вопросы, которые рассматриваются в основном в настоящем томе. Политологи и историки, такие как Карл Дитрих Брахер, написали ряд ключевых работ, посвященных краху Веймарской республики и захвату нацистами власти
[34]. В 1970–80-е гг. фокус сместился на историю периода 1933–39 гг. (тема второго тома этого исследования), чему способствовало возвращение союзниками большого объема захваченных документов в немецкие архивы. В частности, Мартин Бросцат и Ганс Моммзен издали ряд основополагающих исследований по внутреннему устройству Третьего рейха, опровергающих распространенное мнение, что это была тоталитарная система, в которой решения, принимаемые наверху лично Гитлером, исполнялись на нижних уровнях иерархии, и рассматривающих комплекс конкурирующих центров власти, соперничество которых, по мнению исследователей, привело режим к принятию все более радикальных политик управления. Их работа была дополнена массой новых исследований по истории повседневной жизни при нацистах, ориентированных, в частности, на годы, предшествовавшие началу Второй мировой войны
[35]. В 1990-х начался третий этап исследований, для которого характерно повышенное внимание к периоду 1939–45 гг. (тема третьего тома данного исследования). Открытие новых документов и архивов в странах бывшего советского блока и увеличивающийся общественный резонанс, вызванный преследованием и уничтожением нацистами евреев и других групп населения, от гомосексуалистов до «асоциальных элементов», от рабов-рабочих до инвалидов, привели к созданию большого числа новых важных работ
[36]. Поэтому сейчас, кажется, настал подходящий момент, чтобы попытаться обобщить результаты всех этих трех этапов, воспользовавшись огромными объемами новых материалов, начиная с дневников Йозефа Геббельса и Виктора Клемперера и заканчивая стенограммами собраний немецкого правительства и деловым дневником Генриха Гиммлера, которые недавно стали доступны для изучения.
