Коллегии эти состояли в оживленнейших отношениях с немецкими обществами и, между прочим, сообщали друг другу свои статуты. У них были в ходу также алхимические термины и знаки, обычно употреблявшиеся в кругах натурфилософов. Но заря новой общественной жизни, появления которой ждали все эти союзы, была еще очень далеко. В 1660 г. английские общества принуждены были сознаться, что все их усилия напрасны, что еще не назрело время для таких грандиозных задач. Вероятно, тогда‑то они и распались. По крайней мере, Хартлиб писал от 26 июня 1661 г.: «Рассеялся дым от Антильского Общества, но огонь еще не совсем погас. В свое время он, вероятно, вновь запылает, хотя, быть может, уже не в Европе».
В этих словах звучит затаенная и неутолимая тоска состарившегося больного человека о неосуществившемся идеале его жизни. Нельзя без волнения внимать его словам. Эти мечты об общественном строе, когда люди будут по — человечески жить, эти фантазии, которые так часто наполняли его блаженной радостью, когда он отдыхал в уединении своей тихой комнатки, — все это он хранил в течение своей долгой жизни вопреки всем, даже самым горьким разочарованиям; он унес их с собой в могилу.
Европейский мир изнемог наконец от религиозной борьбы. В миросозерцании человечества произошла глубочайшая перемена. В умы человеческие начал проникать уже более светлый взгляд на жизнь, который притупил остроту религиозного фанатизма. Народившиеся новые формы жизни стали бесцеремонно оттеснять в сторону старые учреждения: такова судьба всех исторических явлений. Наука отодвинула на задний план космополитические стремления свободных обществ и академий, направленные на усовершенствование рода человеческого: развитие науки и стало задачей вновь возникших ученых союзов. Тогда и старые названия и формы, в особенности «общества» (Sozietät) и «академии», потеряли свое старое значение — главным образом с тех пор, как ими завладели новые союзы и высшие школы, — а при новых условиях уже не было места для сложной, глубокомысленной символики, которая до того служила единомышленникам-друзьям в качестве отличительных знаков и средств взаимного понимания.
Впрочем, из исторической жизни народа не исчезают бесследно те явления духовной жизни, которые однажды оказали воздействие на свою эпоху, господствовали над убеждениями, как живой показатель образа мыслей и чувств людей, вызывали или оказывали свое влияние на людские поступки. Когда‑нибудь и где‑нибудь, быть может, в другой, новой форме, но так или иначе они должны возродиться. Это и случилось, например, с «Обществом для развития немецкого языка». Мы застаем его к концу XVII в. в Лейпциге и Кенигсберге; но есть оно и в Галле, Иене, Геттингене, Гамбурге и Бремене. Основанное лейпцигскими студентами (1697), оно напоминает по своему уставу и задачам, по некоторым формам и названиям старые общества. Да и само это новое общество открыто заявляет желание быть их преемником, и члены его называют себя «поэтами».
Их пример вызывает возникновение таких же обществ и в других местах. Предметом своих стремлений они ставили занятие немецкой литературой и языком, но в то же время и «добродетель и дружбу». Их президент, называвшийся «Старшим», был наделен титулом «Достопочтенного». Однако историческое воздействие старых братств не ограничивается этим. Подобно тому, как Королевское общество в Лондоне (с 1662) образовалось из Academia Londonensis, так и в возникновении Берлинского общества наук старые коллегии, несомненно, сыграли известную роль. Его первые члены — Лейбниц, Яблонский, Крозигк, Гофман, Штурм, Вюльфер, Дона и другие — все это были или участники свободных обществ, или же люди, соприкасавшиеся с умственным брожением, возбужденным Коменским и поддержанным академиями.
Старое, хорошо знакомое деление членов по степеням здесь встречается в новых формах: в виде деления их на действительных членов и членов — корреспондентов, постоянных и временных членов. В этих современных учреждениях возродился и тот гуманный принцип старых «социэтетов», по которому ни национальность, ни сословие, ни вероисповедание не составляют препятствия к принятию в число членов.
Не исчезла также и идея Коменского о том, чтобы во главе нового типа свободных академий поставить авторитет товаршцей — англичан. В начале XVIII в. Англия отважилась предпринять такую реформу, тогда стало ясно, что должны обозначать пророческие слова Хартлиба.
Развитие наук и сохранеие языка — дело новых академий. Был проложен путь к разрешению той задачи, которая носилась перед старыми обществами: к достижению гуманных и нравственных целей, прекращению религиозных и социальных раздоров, воспитанию человечества в духе Царствия Божия, которого так страстно ждет церковь.
Еще в 1647 г. великий курфюрст утвердил и в возвышенных, высокопарных выражениях обнародовал грандиозный — хотя, правда, и неосуществимый, — план, сочиненный мечтателем — шведом Бенедиктом Скиттом: «План Бранденбургского Универсального Университета для народов, наук и искусств». «Он должен был явиться свободным царством умов, приютом для всех преследуемых ученых Европы, убежищем для всех гонимых исповеданий, сосредоточием чистых и прикладных наук — союзом умов и дворцом благороднейшей владычицы мира — мудрости! Он будет наслаждаться вечным миром, ибо договорами будет защищена его неприкосновенность, и музы не будут в нем умолкать даже и среди лязга оружия. В нем будут изучаться все свободные искусства без всяких ограничений; у него будет свое самоуправление, подчиненное только одному курфюрсту; он будет обладать всеми научными пособиями. То, о чем мечтали некогда ученики Платона, то, что носилось пред умственным взором поэтов Ренессанса, — город Платона (Platonopolis) будет воздвигнут в Бранденбурге, как создание евангелического протестантства»… «Что‑нибудь да значит для истории Прусского государства и науки, если монарх, подобный великому курфюрсту, провозглашал такие принципы. Обещая науке полную свободу, безусловную защиту и все нужные средства, он выразил свою непоколебимую веру в спасительную силу истины».
1901 г.
КНИГА ВТОРАЯ
Так как конечная цель нашего союза — пожизненная дружба, то каждый адепт должен в течение всей своей жизни выполнять обязанности в качестве члена Ордена и не вступать ни в какой другой союз.
Каждый должен так проходить курс учения, чтобы сделаться со временем полезным членом государства и не быть в тягость остальным братьям и Ордену.
Никого не нужно уговаривать вступать в союз, нужно лишь сказать, что существует союз.
Можно лишь ознакомить с главными задачами Ордена: дружбой, развитием ума и сердца.
Но никто не может быть принят без согласия всех.
Из свода законов Ученой ложи Ордена амицистов
ТАЙНЫЕ ОБЩЕСТВА И ОРДЕНА XVIII ВЕКА
АНГЛИЙСКОЕ ВОЛЬНОДУМСТВО
Подобно тому как в эпоху Возрождения сильное литературное движение наводнило все культурные страны Европы гуманитарными идеями, которые должны были возродить человечество, так спустя два столетия возникла новая мировая литература, развивавшаяся почти одновременно и в Англии, и во Франции и коснувшаяся своими отраженными лучами также и Германии. И на этот раз снова свободный дух исследования и пытливый ум вступили в борьбу с господствующим мировоззрением и системой воспитания, с традиционными представлениями, догматами и правилами нравственности. Непоколебимо уверенное в истинности и глубине своих выводов и теорий, новое, молодое поколение, подобно ревностным прогрессистам и необузданным новаторам наших дней, стремилось на место застарелых заблуждений и злоупотреблений, как в церкви, так и в государстве, нарушавших неотъемлемые права человека, создать новое мировоззрение, основанное на философии, справедливости и гуманности, — мировоззрение, таившее в себе зачатки революционных переворотов.
