В то время как огни еще горели и большинство буршей собиралось уже возвращаться в город, в праздник внезапно вмешалась маленькая крайняя партия. Их предводителем был студент Массман из Берлина, «очень скромно одаренный молодой мечтатель, самая спутанная голова из всех неистовых (Berserker) в тесном кружке Яна». Он внезапно выступил вперед, весьма вероятно, вследствие полученного от турмейстера поручения, который не мог пропустить прекрасного случая для какой-либо шутовской проделки, и предложил присутствующим поглядеть, как, по примеру Лютера, победное пламя обращается в адское пламя для известных ненавистных писателей. Между тем его единомышленники притащили несколько тюков макулатуры, старые проповеди, рыцарские романы и т. п., купленные ими у одного эйзенахского книгопродавца. Эти пакеты, снабженные крупными черными ярлыками, на которых можно было прочесть названия проклятых писаний и имена их авторов, должны были изображать подлинные сочинения. «Насаженные на навозные вилы, сочинения изменников отечества полетели при бушующих криках в адский огонь». В заключение пылающему пламени были преданы корсет, «роскошная патентованная коса» и «полномочная капральская палка», чтобы огонь уничтожил и пожрал «фланговых солдат строгого исполнения формальностей, позор серьезного, святого военного звания». Эта любопытная сцена закончилась песнею. С криками «Да погибнут», адресованными против «позорных сторонников Шмальца», члены судилища разошлись. Народное ополчение пришло звать буршей в город, где во имя гроссгерцога была произнесена здравица. Большинству участников эта неопасная сцена сожжения представилась лишь пустячной сатирической игрой.
На 19 октября было назначено общее собрание буршей для обсуждения и примирительного разрешения возникших за последнее время спорных вопросов. После этого празднество должно было закончиться общей торжественной трапезой. Поэтому 19 октября все студенты, принадлежавшие к студенческому союзу, вторично отправились в Вартбург наверх в рыцарскую залу. При господствующем воодушевлении примирение скоро состоялось. Среди многочисленных решений, которые еще были приняты здесь, самым замечательным было: подготовить для вербовки новых участников издание в Иене студенческой газеты.
Вечером бурши распростились друг с другом в грустном и вместе с тем радостном настроении. Для многих в позднейшие годы воспоминание о весело проведенных днях сияло, как «майский день юношеских лет».
В общем, Вартбургское празднество было невинным и веселым торжеством. И как, действительно, было важно, что в это время необузданных, бурлящих порывов, юношески возбужденных страстей хоть раз была нарушена граница спокойной рассудительности! Во всяком случае «Огненный суд» не стоил того, чтобы придать ему трагическую окраску. Тем не менее вскоре поднялся страшный шум по поводу Вартбургского бесчинства. Особенно пылко заговорили голоса в Берлине. К ним присоединились глубоко оскорбленные писатели, произведения которых постигла смерть на костре. В качестве вожака и представителя этого легиона выступил в Берлине известный и пользующийся печальной славой тайный регирунсрат фон Камптц. Он установил состав «преступления оскорбления Величества» и в бурных словах требовал от великого герцога Карла — Августа удовлетворения, утверждая, что кучка «одичавших профессоров и развращенных студентов опозорила классический бург настоящим вандализмом демагогической нетерпимости».
К этому сумасбродству вскоре присоединилась горячая литературная полемика, Фрис и Окен не молчали на выдвинутые против них и их учеников обвинения; наконец подозрение боязливых правительств было возбуждено до такой степени, что они стали везде чуять заговоры, революцию, демагогию, ниспровергающие и опасные для государства идеи. Так началась та полувековая борьба, которая должна была оказаться столь губительной для политического развития Германии, и та вражда между призванными руководителями государств и лучшими элементами городского общества, которая отнюдь не содействует славе нашей национальной истории. Два могущественных лица, прусский государственный канцлер князь Гардерберг и австрийский посол при берлинском дворе, граф Зичи, появились в Веймаре, чтобы уговорить Карла — Августа принять серьезные меры против распространяющегося якобинского духа. Но великому герцогу' на первое время удалось успокоить встревоженные умы и рассеять их опасения.
Вскоре после Вартбургского празднества были, по инициативе Иенского студенческого союза, сделаны приготовления для устройства Общего студенческого съезда (Altegemeiner Burschentag). Такие съезды, на которых было представлено посредством депутатов большинство немецких студенческих союзов, заседали в Йене в промежуток времени от 29 марта до 3 апреля и от 10 до 19 октября 1818 г. Результатом совещания явилось основание Всеобщего немецкого студенческого союза.
Во главе студенческого союза стояло избранное на полгода правление. Оно составлялось из 9 старшин и 3 помощников и рядом с ним в качестве надзирающего учреждения стоял комитет из 21 члена и 7 кандидатов. В остальном организация была создана по образцу Йенского союза.
Он должен был служить «обществом юношей, носящих в своей душе всю народную жизнь во всех ее различных направлениях». Цель этого общества, так говорилось дальше, не может быть иной, чем поддержание той же жизни и споспешествование ей. Нехристиане и ненемцы были исключены из союза. Этим достигалось в жизни студенчества развитие единства и духа общественности.
Между тем могущество и влияние реакционного течения возросли. Давно распущенный Тугендбунд подвергся публичному поруганию, а воодушевление времени освободительной войны выставлялось как явление, причинившее больше вреда, чем пользы. Если такие клеветнические мнения были способны оскорбить благороднейшие чувства учащейся молодежи, то их негодование превратилось в озлобление, когда в ноябре 1818 г. появилось низкое сочинение «Memoire sur letat actuet de l’Allemagne». Его автор, русский статский советник Струдза, валашский дворянин, вручил его собравшемуся в Аахене конгрессу правителей. В этом жалком произведении на немецкие университеты, особенно на Иенский, указывалось как на убежища всякой подлости и гадости и в то же время давался совет: для исцеления этих недостатков передать школы и университеты в руки духовенства (очевидно, дошло уже до того, что немецкие правители стали принимать от русского шпиона поучения относительно положения своей собственной страны). Отныне студенчество было охвачено неожиданным дотоле возбуждением. Особенно сильное брожение происходило в Иене.
Уже издавна, и не без основания, во всех патриотических кругах Россия считалась главным врагом свободы, который увлек европейские великие державы на реакционный путь. Поэтому русских агентов, докладывавших петербургскому двору о научных и политических событиях в Германии и превозносивших с униженной льстивостью славу всемогущего царя, всюду встречали с озлоблением и ненавистью.
К таким плутам принадлежал и статский советник Август фон Коцебу, приобретший известность как автор плоских комедий и сентиментальных пьес. В течение значительного времени именно эта низменная натура была для студентов предметом отвращения. Они проклинали изнеженное сладострастие его драм и в то же время боялись его как остроумного и ловкого противника; они ненавидели его за то, что он в своей «Истории немецкого государства» извратил и предубежденно унизил великое прошлое народа, и называли его доносчиком, состоящим на жалованье у России. Ненависть и озлобление возросли, когда эта старая лиса жестоко отомстила за уготовленную ее книгам судьбу в Вартбурге посредством насмешливых вылазок против немецкого характера и немецкой молодежи. В своем «Литературном еженедельнике» (Litterahsches Wochenblatt), который пользовался особым благоволением Меттерниха, он выставлял стремления студенчества прямо‑таки демагогическими и изменническими происками и объявлял себя защитником записки Струдзы. Когда он затем еще направил свои ожесточенные нападки на свободу печати и на конституцию великого герцогства Веймарского, которую он изображал как настоящее пугало для Германии, то Луден и Окен рядом страстных произведений выступили на борьбу со злым духом.
