Вместе с этим испытуемый, ушедший уже от земного мира, покидал путь к очищению и на следующие две недели вступал на via illuminativa (путь к просветлению) — задача, посвященная совершенно созерцанию Спасителя, его жизни, дел и страданий. Экзерциции четвертой недели относились к Воскресению и Вознесению Христову, после чего испытуемый, в экстазе блаженства, как удостоенный божественной благодати, возвращался к самосозерцанию. Испытания сопровождались молитвами, имевшими характер размышлений, которых форма, род, содержание и порядок определялись с мелочной педантичностью. Нечего и говорить, что эти экзерциции с их демоническими фантасмагориями и мистериями, направленными к спасению души, производили глубочайшее нравственное потрясение в натурах с развитою фантазией. Мрачная тенденция ордена овладеть духом человека обнаруживается здесь перед наблюдателем во всем блеске ее отталкивающего, отвратительного, страшного характера.
Главнейшая выгода, которую приобретало общество, воспитанное в таком духе, заключалась в дисциплине, основанной на слепом повиновении и сковывавшей и волю, и разум, и всю личность человека стальными оковами.
Такая дисциплина и на самом деле казалась старому солдату Игнатию Лойоле великой тайной всякого могущества, душой всякой добродетели. При всяком удобном случае он подчеркивал эту мысль и, лежа уже на смертном одре, все еще проводил ее в своих заветах. «Пусть всякий твердо помнит, — говорил он, — что те, которые живут в послушании, должны предоставить Промыслу Божию руководство и управление ими через посредство начальствующих над ними лиц так, как если бы они были трупами (perinde ас si cadaver essent)».
Общество, строй которого проникнут таким духом, должно носить на себе печать военного режима. И действительно, в этом заключается самая суть воинствующего иезуитства. Его члены безусловно и слепо повинуются генералу, резиденция которого находится в Риме; его непререкаемая воля — вот то единственное, что господствует над всей братией во всех частях света.
Общество пополнялось новыми членами из разряда испытуемых. Молодые люди, заявляющие о своем желании вступить в орден, подвергаются тщательному испытанию в отношении своих духовных и физических качеств; лица слабого телосложения или неповоротливого ума, а также еретики и женатые безусловно не допускаются. В самом лучшем случае период сурового испытания в новициате (доме для испытуемых) длится два года, и в это время изучаются сокровеннейшие мысли, склонности и влечения новичка.
Порядок для испытуемого с 4 часов утра и до 9 вечера регламентирован тончайшим образом: это бесконечная цепь мрачных религиозных упражнений, черной домашней работы, работы на кухне или в госпитале, фантастического чтения и жестоких душевных истязаний, вполне пригодных для того, чтобы загубить все здоровое, что было в человеке, и довершить в нем то духовное ослепление, которое привело его в дом испытуемых.
Всякие сношения с внешним миром запрещены новичку, все воспоминания о своем прошлом он должен изгладить из своей памяти, все связи, которые соединяли его с миром, он должен порвать. Отныне предметом его любви и привязанности должны быть не родители и не родные, не приятели и не друзья, не отечество и не нация, а только орден. Орден — его отечество, начальство — его родители, его Провидение. Нечего и говорить, что испытуемый должен быть исполнен решимости отдать ордену и свое имущество. Кошелек у римской церкви искони был бездонный.
Если новичок в период испытания оказался годным, то по окончании его он произносит три обычных монашеских обета и вступает в класс схоластиков. Здесь главной его задачей является дальнейшее образование. В течение пяти лет он усерднейшим образом трудится в одной из коллегий над риторикой, литературой, философией, физикой и математикой — занятия, которые, после предшествовавшего им подавления всех самостоятельных душевных движений, вряд ли могут внушить к себе сколько‑нибудь серьезный интерес.
Для окончательного завершения этой педантичной дрессировки схоластик прикомандировывается к какому‑нибудь учебному заведению, в котором он еще раз, уже в качестве учителя, проходит все то, чему выучился. После этого еще в течение 4–6 лет он штудирует схоластическую теологию в одном из университетов ордена, и этим завершаются его школьные годы.
О научных занятиях, как мы их понимаем, о методическом мышлении и критическом исследовании не может быть и речи. То, что иезуиты называют наукой, есть не более как педантичная формалистика, преследующая исключительно практические цели. Иллюстрацией того, какие понятия о метафизических вещах внушают иезуитам, лучше всего может служить их удивительно грубое понимание загробной жизни, которую они изображают в самых ярких красках, а также культ Девы Марии и святых, близкий к самому низменному идолопоклонству. Тем не менее нельзя отрицать, что среди иезуитов были и дельные образованные педагоги. Но все их заслуги состояли лишь в ревностном распространении классического языка. Учебные заведения иезуитов называются коллегиями. Воспитанники делятся на три разряда: на схоластиков, которые воспитываются как будущие члены ордена, на пансионеров и просто экстернов. Обучение большей частью бесплатное и делается по возможности приятным и легким для учащихся путем разумного сокращения требований. Это чисто механический процесс, нечто вроде военной дрессировки, рассчитанный на то, чтобы сделать из учеников, согласно установленным правилам, субъектов, пригодных для ордена. Первую роль в иезуитской педагогике играет тот общий принцип, что в податливых и восприимчивых юных душах легко сеять злые чувства высокомерия, лицемерия, зависти, тщеславия, презрения к людям и злорадства. Бесконечные похвалы и порицания, дорогие награды и возбуждающие честолюбие конкурсные состязания, вместе с торжественно обставленными экзаменами и раздачами наград; все это должно подстрекать учащихся к соревнованию, возбудить в них дух соперничества, но в то же время вселять ту отвратительную страсть к почестям, власти и борьбе, которая искони отличала иезуитов.
Вся дисциплина основывается на беспрерывном полицейском надзоре за воспитанниками днем и ночью, в каждую минуту, на каждом шагу. Учащиеся сами должны следить и наблюдать друг за другом и неукоснительно докладывать по начальству о проступках товарищей — безнравственная, но бесподобная система подглядывания и подслушивания, в густые сети которой иезуиты излавливают все, что им нужно знать, окончательно уничтожая таким образом всякое свободное проявление воли, чувства, мысли и суждения подчиненных. Само собою разумеется, что тот, кто пользуется такими печальными средствами для достижения своих целей, является врагом высших задач человечества и в культурной истории народов может действовать только в качестве демонической силы.
Пройдя через все испытания и закончив курс учения, схоластик, в возрасте приблизительно 33 лет, получает священнический сан и может занять место коадъютора или професса (professus). Духовные коадъюторы должны быть в равной мере приспособлены к преподавательской деятельности, к роли проповедника и исповедника, а светские, напротив того, должны обладать достаточными познаниями во всех тех вещах, которые не соответствуют духовному званию.
