«Безо всяких колебаний говорю я, что положение здешнего крестьянства куда лучше состояния этого класса в Ирландии. В России изобилие продуктов, они хороши и дёшевы, а в Ирландии их недостаток, они скверны и дороги. Здесь в каждой деревне можно найти хорошие, удобные бревенчатые дома, огромные стада разбросаны по необъятным пастбищам, и целый лес дров можно приобрести за гроши. Русский крестьянин может разбогатеть обыкновенным усердием и бережливостью, особенно в деревнях, расположенных между столицами…
И в тех частях Великобритании, которые, считается, избавлены от ирландской нищеты, мы были свидетелями убогости, по сравнению с которой условия русского мужика есть роскошь. Есть области Шотландии, где народ ютится в домах, которые русский крестьянин сочтёт негодными для своей скотины…»
Но тот же Роберт Бремнер после этих хвалебных оценок продолжает: «…Однако дистанция между ними огромна, неизмерима, выражена быть может двумя словами: у английского крестьянина есть права, а у русского нет никаких!»
И снова Пайпс:
«В царской России было гораздо меньше крестьянских волнений, чем принято думать. По сравнению с большинством стран, русская деревня эпохи империи была оазисом закона и порядка… На самом деле большинство так называемые крестьянские “волнения” не были сопряжены с насилием и представляли собою просто неповиновение. Они выполняли такую же функцию, как забастовки в современных демократических обществах (курсив мой. – И. Ш. )».
Далее Пайпса делает блестящий анализ, как эти « забастовки» нашими пропагандистами, статистическими фокусниками и… заинтересованными «силовиками» превращались в «волнения», а затем и в «крестьянские бунты».
«Особенно важно избавиться от заблуждений, связанных с так называемой жестокостью помещиков по отношению к крепостным… Пропитывающее XX век насилие и одновременно “высвобождение” сексуальных фантазий способствуют тому, что современный человек, балуя свои садистские позывы, проецирует их на прошлое; но его жажда истязать других не имеет никакого отношения к тому, что на самом деле происходило, когда такие вещи были возможны. Крепостничество было хозяйственным институтом, а не неким замкнутым мирком, созданным для удовлетворения сексуальных аппетитов… Тут никак не обойтись одним одиозным примером Салтычихи, увековеченной историками помещицы-садистки, которая в свободное время пытала крепостных и замучила десятки дворовых насмерть. Она говорит нам о царской России примерно столько же, сколько Джек Потрошитель о викторианском Лондоне. Там, где имеются кое-какие статистические данные, они свидетельствуют об умеренности в применении дисциплинарных мер. Так, например, у помещика было право передавать непослушных крестьян властям для отправки в сибирскую ссылку. Между 1822 и 1833 гг. такому наказанию подверглись 1283 крестьянина. В среднем 107 человек в год на 20 с лишним миллионов помещичьих крестьян – не такая уж ошеломительная цифра…»
Эта блестящая ирония гарвардского профессора – в адрес штампов русофобской пропаганды. Тут и нам хороший повод задуматься: а где собственно была максимальная концентрация этих штампов, тщательно опровергаемых гарвардцем?! Голод, Холод, Кровь, Царизм… Чахотка и Сибирь – последние два слова может уже посредством стихотворного размера напомнят вам об авторе. Да-да… Некрасов, Добролюбов и иже… Наши «народнички», «к топору зовители». А ещё бы как-нибудь взять да и сравнить удельные концентрации подобных «фактов» на страницах ленинских «Искр» и гебельсовской «Фёлькише Беобахтер»…
Пайпс:
«Русское обычное право, которым руководствовались сельские общины, считало признание обвиняемого самым убедительным доказательством его вины. В созданных в 1860-х гг. волостных судах, предназначенных для разбора гражданских дел и управляемых самими крестьянами, единственным доказательством в большинстве случаев было признание подсудимого (курсив мой. – И. Ш. – Сей пример поможет и на “процессы 1930-х годов” – посмотреть без помощи дьявольщины, мистики или конспирологических окуляров )… Крестьянин верил, что царь знает его лично, и постучись он в двери Зимнего дворца, его тепло примут и не только выслушают, но и вникнут в его жалобы до самой мелкой детали. Именно в силу этого патриархального мировосприятия мужик проявлял по отношению к своему государю такую фамильярность, которой категорически не было места в Западной Европе. Во время своих поездок по России с Екатериной Великой граф де Сегур (deSegur) с удивлением отметил, насколько непринуждённо простые селяне беседовали со своей императрицей…»
Я добавлю к сказанному Пайпсом и тот известный факт, что только крестьяне говорили царю «ты». Нельзя даже вообразить – ухо режет – крестьянина, обращающегося к монарху: «Вы, царь…».
Надеюсь, перечитав, с моими минимальными комментариями, «русофоба» Пайпса, вы не просто отдохнули от настоящих современных клевет, бжезинсинуаций, но и мимоходом выяснили кое-что. Например, кто первый запустил в публику уравнение «крепостничество = рабство» . И тщательное Пайпсово расследование: « Антикрепостническая литература, принадлежавшая перу взращённых в западном духе авторов, сделала эту аналогию общим местом, а от них она была усвоена русской и западной мыслью», – поможет понять и ближайшие к нам сегодняшние события.
И последние манипуляции с российской деревней
Итак, освобождение крестьян XIX века от крепостничества я здесь дополнил, надеюсь, хотя бы частичным… «освобождением читателя XXI века» от некоторых штампов, связанных с крепостничеством.
Главное, что стоит повторить: «Великая крестьянская реформа 1861 года» при любом варианте передела земли: «чёрного передела», давшего имя народовольческой организации, «чёрно-белого…», какого угодно – не разрешала проблему крестьянского малоземелья.
Данные Министерства земледелия России. Средний сбор с 1 десятины в четвертях:
Соотнесём с нынешними единицами. 1 гектар = 0,9 десятины, 1 четверть = 209,9 литра (т. е. примерно баррель. По немного странному совпадению, хотя четверть – мера объёма, а не веса, именно в случае удельного веса зерна этот наш старинный показатель четверть/десятины весьма близок к новому, метрическому центнер/гектара ). Но в пределах данной главы достаточно просто отметить, что роста урожайности за 25 лет почти нет . Далее сравнение с урожайностью в Западной Европе (в тех же четвертях с десятины):
По данным Statistique agricole de la France, средняя урожайность главных хлебов была на один гектар для 9 [Германия, Франция, Австрия, Великобритания, Бельгия, Швеция, Соединённые Штаты, Канада, Австралия] государств Западной Европы и Америки, по сравнению с Россией, такова:
