Здесь мне некоторым подтверждением послужит родоначальник большей части современных военно-юридических положений и терминов Гуго Гроций.
Гуго Гроций – голландский учёный XVII века. Историк и юрист. Автор теории «естественного права». Его «Три книги о праве войны и мира» – основа военной юриспруденции. Его идея национального суверенитета стала теоретической базой Вестфальских мирных договоров 1648 года.
Более подробно о Гроции я говорил в книге «Вторая мировая Перезагрузка». Здесь скажу только о его исследовании происхождения слова « война» – bellum. Оказывается, оно произошло от древней римской формы duellum, что означало поединок .
В общем, как экзамен, или как Божий суд, но войны воспринимались главным итогом жизни стран, народов. А вся история – как войны или подготовка к ним.
Романовых вполне обоснованно называют династией реформаторов. Контраст с Рюриковичами действительно поразителен. И согласно постулату «война – экзамен для государства» историю непрерывных романовских реформ вполне возможно и продуктивно рассматривать как или войну, или «военное строительство» (подготовку), или их совмещение.
Собираясь оценить череду государственных деятелей романовской эпохи по результатам войн, необходимо кое-что сказать о войнах в мировой истории, несколько систематизировать их, и если так можно выразиться, понизить их… живописность.
Собственно, знаменитая «История» Геродота, «отца истории» – это Греко-персидские войны плюс все географические отступления – от Африки (проблемы истока Нила) до систематизации скифов, и всё это даётся в связи с Греко-персидской войной. Равно и у следующего великого историка, Фукидида, мировая история = история Пелопоннесской войны + всё прочее, вплоть до определения природы демократии, той самой надгробной речи Перикла, изучаемой в западных школах по сей день.
Проследив путь «отцов истории», невозможно не отметить, что, перебрав все этнические, политические, ментальные особенности, линию важнейшего подразделения тогдашнего человечества на европейцев/азиатов античные авторы проводят именно на основе военных успехов/неудач.
Правда, те же «отцы истории» задали ещё и высокий литературный стандарт: столь живыми, интересными вывели и эллинских, и азиатских персонажей, так красочно нарисовали картины походов и битв, что с тех пор военная история заняла громадный сектор популярной литературы мира.
И в этой книге мне приходится, снимая слой богатой живописи, оставлять некоторые закономерности, прежде всего: величины армий, качество подготовки солдат, вооружения, результаты сражений.
Военным специалистам эти закономерности известны, но на сферу популярной исторической литературы именно они спроецированы хуже всего. Своеобразные затемнения, искажения этих закономерностей, по моим наблюдениям, дают большие помехи в оценке двух важнейших периодов нашей истории: Петровские реформы, кризис и гибель империи Романовых. Я и постараюсь использовать конкретность результатов войн для характеристики российской власти, в том числе в эти ключевые периоды истории.
Засечки на российской шкале времени
Когда 1917 год называют концом петровского (имперского, Петербургского) периода российской истории , в этом есть и правда, и терапия. Терапия: «пала не Россия, а лишь одна определённая модель Российской власти», – осознание этого врачует. Правда (что не Россия исчезла в 1917 году) – и на это есть своя лакмусовая бумажка: ведь уже через 24 года после «спорной засечки» страна занялась привычным «российским делом», спасением человечества (1941–1945), значит это точно – Россия.
Взаимосвязанное рассмотрение войн и власти вынудило ещё в «крестьянских главах» этой книги противопоставить весьма критикуемый ныне пышный Екатерининский век Павловскому периоду «осмысления, наведения порядка…». Войны Екатерины решали и решили важнейшие национальные задачи (приобретение территорий, пригодных для бурно растущего населения, достижение «естественных границ», воссоединение наследия Киевской Руси…). Войны Павла были эдакими… «мальтийскими» войнами. Баловством, дарением евромонархам (правда, не насовсем, а на – «поиграть и вернуть… частично») по 8000 «оловянных солдатиков».
Но ещё более, на мой взгляд, нуждается в коррекции популярное современное восприятие Петра I – создателя империи, эпонима «петровского периода российской истории», главного русского царя.
Из необъятного моря критики Петровских реформ можно выделить два направления. Славянофилы: «Пётр исказил историю развития России, насильно привнёс чуждые европейские элементы, заплатил слишком высокую цену за реформы».
Вторую линию ведут историки вроде бы абсолютно несовместимые, противоположные по духу, но их неприятие петровского периода сводится к ещё более уничижительному для Петра выводу: настоящих реформ у него и не было, только лихорадочная, бессмысленная суета.
Знаменитые «историки школы Покровского», по сути – идейные русофобы, для которых Россия – клякса мировой реакции, враг человеческого прогресса, единственная польза от которой – что она после 1917 года послужила детонатором мировой революции.
Покровский утверждает, что главная Петровская военная реформа была уже в значительной мере осуществлена до Петра, а в его царствование, при всём произведённом им шуме и самовосхвалении, продвинулась очень слабо . А в административной реформе 1698 г Пётр лишь переименовал «воевод» в «бурмистров» (модное слово, привезённое из Голландии)…
Но, парадокс, со «школой Покровского» в итоге соглашаются и безусловные патриоты. Иван Солоневич, автор широко известной книги « Народная монархия», где весьма выразительно, убедительно он показал суть «московского проекта» князя Андрея Боголюбского – Народную монархию, погубленную в итоге Петром.
Один из самых популярных сегодняшних историков – А. М. Буровский , помощник депутата Госдумы (ныне министра культуры) Владимира Мединского, а названия его книг ещё более говорящи: «Правда о Допетровской Руси», «Пётр Первый – проклятый император», «Несостоявшаяся империя. Россия, которая могла быть».
Общий лозунг Солоневича, Буровского, огромного числа их последователей – «Россия, которую мы потеряли – это допетровская Россия». Вот их картина Петровских реформ:
«Пётр выпустил 20 000 одних только указов, большей частью совершенно нелепых или недоступных для понимания (в том числе с примесью голландских слов или просто написанных неразборчиво). Причём его почти никогда не интересовала их дальнейшая судьба; большую их часть видело только его ближайшее окружение, лишь малая часть этих указов рассылалась, и уже совсем немного попадало в глубинку».
«Деятельность Петра есть лишь имитация деятельности государственного человека… У Петра с детства проявился и развился так называемый синдром гиперактивности и дефицита внимания» (Буровский).
