А Сталин «бесцельно» ломал папиросы «Герцеговина-Флор», набивая трубку. Хотя ему подкладывали тот же самый табак в коробках. То же можно выстроить психологические этюды! Ещё удивляюсь, как это упустили: «…ломаемые тираном папиросы – это же человеческие судьбы!..».
Но повторю: это частная жизнь.
И, кстати, этот указ «Подчинённый перед начальником должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство» – пример нормального армейского юмора, гиперболы, которые есть и в суворовской «Науке побеждать». Мне сей указ часто доводилось слышать, примерно 270 лет спустя в (советской) армии. Произносили его по-разному, совершенно не зная, чей он. Попасть в фольклор – мечта любого автора.
И по тому роду совпадений, которые я про себя давно определяю как косвенное подтверждение, именно в момент написания этой главы мне случайно попалась статья Константина Душенова с цитатой ещё одного Петровского указа: «Тюрьма есть ремесло окаянное, и до скорбного сего дела потребны люди добрые, твёрдые и весёлые».
Повторюсь: я не собирал специальное досье по Петровским указам, иначе, уверен, можно бы найти ещё десятки подобных шедевров. Уровень этого, согласитесь, почти лесковский. И если для Буровского это нелепо, непонятно, то тут или русский язык ему не родной, или он находится под непреходящим обаянием лепых и понятных брежневско-сусловских Указов, где над прямыми, выверенными двадцатью отделами, комитетами, параграфами и фразами люди вывихивали челюсти от скуки, мучительно переспрашивая друг друга: «Так о чём же тут всё-таки?».
Или просто даже зависть писательская: одна вышеприведённая строчка перетянет и десяток книжек, вроде…
Что касается «правильного, строгого указописания», Пётр имел отношение к созданию Устава Вейде (1698), написав «Учреждение к бою по настоящему времени» (1708), «Инструкцию Нарышкину», «Воинский устав» (1716). Фридрих Великий охотно признавал, что правила действия конной артиллерии Вейде скопировал с петровских.
И ещё по поводу петровской «мании бессмысленных нововведений», суеты, поспешности. Война, Северная война с недавними покорителями Европы шведами доказала: Пётр построил новую военную машину взамен выкинутой, просто не функционировавшей. Но есть и ещё пример устойчивого общегосударственного строительства. Знаменитая Петровская «Табель о рангах» – новшество, оказавшееся действенным, незаменимым (и незаменённым) до 1917 года. Двести лет – срок достойный, абсолютный рекорд устойчивости. Но есть ещё одна важная подробность, ускользнувшая от внимания критиков, писателей, чей «царь Пётр», по правде говоря, чем-то мне напоминает мартышку с пистолетом из кинокомедии «Полосатый рейс» (бегает, прыгает, стреляет, открывает клетки с тиграми…).
Так вот, царь Пётр ввёл «Табель о рангах», но… что же он учинил со всеми старомосковскими чинами – боярина, окольничего, стольника, спальника, кравчего, постельничего… Резал, как бороды, старые кафтаны? Дыба? Плаха? Нет, ни «носителей», ни самих чинов не тронул. Просто… перестал их присваивать. Перестал «жаловать имярек – боярином, кравчим» и т. д. И так со смертью (от старости) последнего окольничего кончились в России окольничие, со смертью последнего боярина – бояре. Специального расследования я не проводил, но есть одно подозрение…
Князь Борис Алексеевич Голицын, воспитатель царя, глава «петровской партии» в период борьбы с Софьей, после победы заступался за двоюродного брата Василия (Софьина «полюбовника», свергнут Нарышкиными), который махнул рукой: «Мне и Казанского приказа хватит!» – и уехал править Поволжьем южнее Нижнего Новгорода, «низом» в тогдашнем обозначении. Но не удержался… «понеже был человек забавной» , писал царю шутливо-наставительные письма. Вот совершенно восхитительное:
«Min Her Capitaneus Capitanus, saluas per multos annos.
Бью челом много за милость твою, что соизволил приветить милостию капитанскою. Но впредь пиши сам, не ленись, и сам … Ты чаеше, что толко дела, что у тебя, а у нас будто и нет. Ты забавляешься в деле, а я в питье. То всё одно дело. От кирила, государь, ведомости нет (Москва, апреля 24 дня, Liutenant Бориска)».
Согласитесь, интересно представить царя Петра, бешено мечущегося между армиями, флотами, столицами, и где-то посреди своих «славных дел», вечером, прислонившись к тёплому пушечному стволу или к свежеосмоленному борту фрегата, читающего такие цидулы… Вот князь Борис Голицын, жалованный «комнатным стольником» в 1676 году, а «боярской шапкой» – в 1690-м, прожив до 1714 года, скорее всего мог быть этим «последним боярином». ЭТО и есть – живая Русская История . Интересная, подлинная: текст и дата отправления этого письма, даты жизни возможного «последнего боярина», это всё, как и маршруты армий, взятые/невзятые города – первичные, самодовлеющие факты. А не чернушные обобщения-обвинения, подогнанные под схему 2009 года.
Глава 21. От истории войн – к истории власти
Так, с помощью одного только русского «Военного вестника» XIX века можно последовательно опровергнуть километры логических построений Ивана Солоневича и всех подобных «критиков» Петра с «патриотических позиций». И, парадокс, настоящей русофобией оборачивается их картина. Что якобы русские, имея нормальную армию, просто как собачки в цирке, по одному щелчку петровского кнута переоделись в европейские мундиры, к вящему ослаблению своей боеспособности и т. д.
И самое главное, что следует сказать по этим тесно связанным темам – государственные реформы, старая/новая армии, царь Пётр, могущество Российской империи: те же самые русские люди – причём не только в смысле «тот же народ», но и физически те же конкретные люди, успевшие послужить в стрельцах и дворянской коннице, став драгунами, мушкетёрами, гренадёрами, фузилёрами новых полков – из беспомощных беглецов превратились в достойных защитников своей страны, суворовских «чудо-богатырей».
Будь «допетровская» Московская Русь последней в череде: Киевская, Владимирская… может, и следовало бы как-то оправдать, приукрасить напоследок подвиги «солоневичской (по-другому и не назовёшь) конницы» , стрельцов и стрелецких бунтов. Но это, по-моему, напомнило бы ремесло сочинителей пышных ходульных эпитафий в прикладбищенских гранитных мастерских или искусство гримёров в морге.
Попробуйте загримировать этот разлагающийся труп – стрелецкое войско. В Бунташный век они урвали себе горы привилегий, обросли московскими лавочками, прочим «малым бизнесом», на приказы выступить к границе отвечали стрелецкими бунтами. Вот выдержки из Костомарова:
«15 мая, во вторник, в полдень, когда бояре собрались на совет, между стрельцами раздался крик:
– Иван Нарышкин задушил царевича Ивана Алексеевича!
День был выбран преднамеренно, чтобы напомнить об убиении царевича Димитрия, совершённом именно 15 мая. Поднялась тревога; стрельцы схватились за оружие, ударили в набат во многих церквах; огромная толпа со знамёнами и барабанным боем бросилась с криками в Кремль. Затворить от них ворота не успели. В Кремле стояло много боярских карет. Стрельцы напали на кучеров, побили их, перерубили лошадям ноги и бросились на дворец. Бояре метались, не зная, что им делать, немногие из них успели выскочить из Кремля; другие в страхе прятались по углам во дворце. Стрельцы вопили:
