Глава 22. Атланты, Кариатиды и… прислонившиеся
Это перенесение свободы (политического) выбора возлагает на царя, вождя совершенно особую меру ответственности. Нести на своих раменах возложенные политические свободы миллионов соотечественников – миссия, конечно, тяжёлая. Не замышляя создание полной галереи политических портретов, раздачу вердиктов: кто как (по моему мнению) нёс это бремя ответственности, одну подразделяющую черту я всё же должен провести. Критерий подразделения примерно обозначен в заглавии. А его (подразделения, классификации исторических персон, периодов, политических линий) насущная необходимость, на мой взгляд, видна и из рассмотрения российского кризиса начала XX века, и из прямого наблюдения за кризисом 1990-х годов.
Здесь я позволю себе выступить не как автор 11 историко-публицистических книг (это, правда, считая переиздания «Второй мировой Перезагрузки»), но и как своего рода Заказчик, или же – представитель Заказчика. Как многолетний преподаватель я за многие годы просуммировал интеллектуальные, духовные запросы (и претензии) наших студентов к отечественной истории. Впрочем, не знаю, признаете ли вы мой стаж достаточным – историю я преподаю семь лет, с периода, когда начали выходить мои эссе, книги, телепередачи, и именно в связи с ними (возникло желание перепроверять свои доводы в аудитории). Но и ранее, когда я вёл мастер-класс журналистики, беседы порой с самых современных тем, «журналистских расследований» регулярно переходили на нашу историю…
К известному популярному определению «Россия – литературоцентричная страна» я бы добавил: «А российская литература – историоцентрична». (См. «Слово о полку», Карамзин, Пушкин…)
Классы и прогрессы
Какие были и какие остались в наличии критерии оценки исторических персон (а за ними и «их» периодов, политических линий)?
Прошло 20 лет, как опочил «классовый подход», и здесь я позволю одну крамольную мысль. Рассмотрение истории с точки зрения интересов какого-то класса – не такая уж и тупиковая идея. Просто со времён Маркса за словом «класс» автоматически вставало – «рабочий класс», а в этом-то и весь фокус. «Рабочий класс», как это ни дико звучит, по-моему, и не доказал, что в России он вообще реально существовал.
Яркий пример: возвращение рабочих в деревни в 1920-х годах, стремительное окрестьянивание страны. С 1917 по 1920 года Москва потеряла половину своих жителей, Петроград – две трети. «Революция показала, насколько непрочной была урбанизация страны. Почти сразу же после её начала городское население стало разбегаться по деревням. Как ни парадоксально, хотя революция 1917 года совершилась во имя создания городской цивилизации и была направлена против «идиотизма деревенской жизни», на самом деле она усилила влияние деревни на русскую жизнь».
Понятно, что тогдашний голод – экстраординарный случай, но ведь и в самых крайностях реализовывался выбор, оказавшийся вскоре очень важным: 9/10 голодных горожан вернулось к крестьянскому труду; а 1/10 пошла в «продотряды» – хорошие «приготовительные классы» для будущих, востребованных через 8–9 лет нкавэдэшников, «уполномоченных по раскулачиванию».
Речь идёт не о какой-то технической неискусности русских рабочих, нет, эта среда исправно поставляла своих Ломоносовых, Ползуновых, братьев Черепановых, «левшей», но в социальном плане продолжала чувствовать себя подобно деревням, приписанным когда-то к демидовским уральским фабрикам – вчерашними крестьянами. А некоторая часть – завтрашними чиновниками.
Отсюда и лёгкость, с какой «рабочий класс» отдал все свои «исторические, руководящие, организующие», Марксом возложенные функции чиновничеству. И показательно, что с середины XX века и все западные левые (не только троцкисты!) сделали ставку на интеллигенцию, люмпенов, признав, что в реальной политике рабочего класса просто нет. У нас, помнится, ещё долго тянулась эта игра в термины: кто – «класс» , а кто всего лишь – «прослойка» … Карьеристы записывались на год в рабочие, чтобы вступить в КПСС «по квоте». Чем кончились те махинации, известно…
В общем, было бы полезно рассмотреть историю с точки зрения реального класса, например, крестьянства, или дворянства, но – увы…
Ниспровергался «классовый подход» под лозунгом борьбы с идеологиями вообще, и единственным критерием оценки героев «Историй», а также целью усилий человечества оставили «прогресс».
И если автор концепции «прогресса» Гегель ещё имел достаточно интеллектуальной смелости заявить, что вершина и цель мирового прогресса – «торжество конституционного королевства Пруссия», то сегодня надо разматывать и прослеживать множество цепочек финансирования, раздачи грантов, чтобы через вороха книжек, учебников дойти до конечного, подразумеваемого: «Что полезно для “Нью-Йорк Сити Банка”, то и прогрессивно».
Известной тенденции тотального «очернения» нашей истории усилия по столь же тотальному «обелению» противостоят плохо, противодействуют малоуспешно. Объявить всю галерею, от Рюрика до Николая II – святцами… Это просто не работает, во всяком случае в современном российском вузе, со студентами XXI века не проходит. Моральная подмога от таких «святцев» не больше, чем от известных плакатов «Члены и кандидаты в члены Политбюро».
Так же плохо получается с подходом, который я про себя называю «контрпропагандистский». Согласно которому «елей» разливается дозировано, строго пропорционально отрицательным оценкам, выданным с «противной стороны». Главный «объект» подобной заботы, думаю, легко угадывается – Иван Грозный.
Здесь корпус литературы накопился гигантский. Авторы – словно неудавшиеся иконописцы или составители «житий», забывшие русскую же поговорку: «Годится – молиться, не годится – горшки покрывать!». «Чудес и знамений» ими понавыписано… Что число жертв Грозного за 40 лет вдруг в точности совпало с числом вписанных самолично его царским величеством в «Синодик опальных» для поминания – чем не чудо? Особенно если представить обстоятельства его похода на Новгород. И опричников выводят к священному отряду библейского царя Давида, полными ангелами, с архангелом Малютой во главе. Разогнавшись, «благовествуют» с большим «перелётом», с запасом. Пример Николая Козлова: «государь подобно царю-пророку Давиду устроил тайную службу по чину духовно-военного братства с общежительным монастырским уставом», особенно впечатлил. Бездна – без иронии, почти с завистью признаю – эрудиции, цитат, аналогий, и всё бьёт в точку: доказать, что Иван Грозный был праведный царь и его опричнина… ну чуть не вторая Сергиева лавра. Название книги Козлова ( «Последний царь») мне отложилось поучительным примером для всего этого класса «Житий».
Всё и вся бросить в точку, словно и вправду наша история закончилась в 1570 году (а для солоневичских «славянофилов» где-то в 1680-м)… и надо во что бы то ни стало доказать, что закончилась она на «святой ноте». В упоении забывая, что после уничтожения арбатского «Опричного дворца» и сам Иван Грозный за произнесение слова «опричник» повелел наказывать кнутом, да и Басмановых с Афанасием Вяземским он ведь, мягко говоря, не с «почётной персональной пенсией за опричные заслуги» отставил. Грубый пример: стоял на заднем дворе нужник, потом сломали или перенесли на другое место. И подобных авторов, бредущих с вёдрами елея, чтобы вылить в… в общем – туда, так и хочется остановить: «Милай, да нет тово нужника уж давно» .
