И то, что сейчас на Международную космическую станцию американцы предпочитают летать российскими «Союзами» — это как «обфилософить»? Опять принять фатоватую рейгановскую позу и объявить: «Мы делаем это, потому что мы… СВОБОДНЫЕ!!! но и осторожные тоже…»?
Во второй части этой книги я уже говорил о важнейшем измерении в эпоху холодной войны — о гонке потребления и ее весьма своеобразных последствиях, вырастающих в полный рост только сейчас… Здесь же я, не повторяясь, позволю себе небольшой шутливый экскурс к истокам «гонки прогресса» — вообще. Ведь за свободой, которую сейчас мы обсуждали, тянется, согласно Гегелю — прогресс. Выражаясь точнее, свобода и прогресс увязаны в одной гегелевской формуле.
Прогресс и Пруссия
Как известно, идею непрерывного мирового Прогресса дал нам Гегель: «Прогресс — это развитие абсолютного духа, познающего свою свободу!» И гениально выявив все эти «законы диалектики», «переходы количества в качество», «отрицание отрицания», впервые разобрав все источники мирового развития, (те самые «противоречия»), наш Георг не споткнулся даже и на самом главном вопросе, коварном вопросе, выраставшем по мере расписывания всех законов и обстоятельств развития. На вопросе «куда?». Если весь мир существует только в развитии, движении, то ведь интересно же: «В движении — куда?»
«Ну, так это ж самое простое! — отвечал Гегель, — Исторический прогресс, как я вам говорил, есть развитие абсолютного духа, познающего свою свободу! И тот мировой абсолютный духупорно развивал свою свободу все три мировых исторических периода, в каковые я выделил: Восточный, Античный и Германский. И достиг высшей цели своего прогресса, а именно: «создания конституционного Прусского королевства».
Именно так — проверьте. ИБрокзауз: «Философия истории» в школе Гегеля, превратилась в теорию прогресса». И советские философы, да и вообще все марксисты это (гегелевский прогресс) единодушно признавали. Соглашались, получается и с тем, что у Гегеля после Античногопериода был только Германский, то есть: славяне, с прочей негерманской мелочью — вне прогресса. И что вершина мирового прогресса по Гегелю — конституционное королевство Пруссия….
А ведь, знаете… такое приведу сравнение. Каждый раз, щелкая кнопкой электрочайника, мы ведь очередной раз признаем закон Ома. Вспоминаем, или нет, не важно. Главное: нельзя, отвергая принципиально закон Ома, одновременно ждать и нагревания электрочайника. Но ведь точно так же дела обстоят и с прогрессом/Пруссией. Пользуясь разработанным понятием «прогресса», никак нельзя забывать (и не только по причинам авторского права), что (чуть спрямляя здесь все гегелевские силлогизмы): «Прогресс» — это то, что ведет к Пруссии.
Единственное, чего Георг по объективной причине (собственной смерти) знать не мог, так это «Новые приключения мирового абсолютного духа». Который, после 1831 года (дата георговой кончины) все дальше и дальше «прогрессируя»… нанял себе для руководства своим развитием Отто фон Бисмарка. Присоединил к себе еще две дюжины немецких королевств и княжеств, и назвался… Германским рейхом (Вторым). Потом прусский мировой абсолютный духорганизовал еще что-то там в 1914 году, потом научился говорить все более и более отрывисто и громко, вскидывая правую руку вверх, потом…
Потом-то и произошло самое интересное с точки зрения нашей книги. И в том числе произошли такие территориальные преобразования, что Пруссия была объединена с Россией. Так что теперь Россия владеет как минимум половиной (Восточной) всего средоточия «Мирового абсолютного духа», данного нам в ощущенияхКалининградской области!
И, довершая в том же философическом стиле, — теперь и могила другого великого — Иммануила Канта для нас уже не «вещь в себе», а вещь…на балансе Правительства Российской Федерации!
Сам проверял, посетив Калининград летом 2008-го: состояние, уход — отличные, зер гут.
Грустно, но как это часто случается у нас, именно смерть позволяет правильней оценить какие-то персоны, их эпохи. Недавняя смерть нашего страдальца Егора Гайдара, тоже чуть-чуть продвинула процесс общественного самосознания. И самое ценное признание прозвучало с «демократического фланга». Вот оно, почти дословно: «Более всего навредили пониманию работы Гайдара те окружавшие его ультрадемократы, что несколько лет твердили обществу: «Нельзя быть немножко беременным!», «Свобода — она или есть или ее нет!», «Демократия бывает или полная — или никакая!»»
Убогость, какая все же убогость — эти их лозунги! Действительно, лидеры партии «Демократический Выбор России», очень навредили пониманию Гайдара, да и всему нашему пониманию сути нашего кризиса. Может, покажется смешно (после вышеприведенного прусско-гегелевского круиза), но дух действительно развивается, познавая свою свободу. И наша свобода, на что я пытался как мог намекнуть в этой главе, это очень получается такая… свободная свобода, то есть мы… слишком свободныв своих толкованиях свободы.
«Слишком» — на западный взгляд, но и это, процитированное из нашей демвыборороссийской публицистики 1990-х годов: «Свобода — она или есть или ее нет!», этот убогий их примитив, всероссийски громыхавший штамп, — тоже не соответствует нашей реальной общественной модели.
Это «нуйкины» (что крайне симптоматично для них): «свободу» с шенгенской визой спутали…
Вот «шенгенка», она, действительно: или она есть, или ее нет. Тут вы правы, зачем только дальше-то лезть, к «свободам», в которых вы, как…
Глава 9. От мировых катастроф — к мировым заговорам и революциям
Даже на самые всеобщие, глобально-космические, общемировые катастрофы, вроде бы уравнивающие всех и вся, от британской королевы до бангладешского доходяги, даже в реакции на какой-нибудь накрывающий всю Землю астероид Апофис или планету Нибиру, проставляющую всем семи миллиардам человек единую дату смерти — различия восприятия столь велики, что дают немалый материал социальным психологам. Всегда некая часть человечества воспринимала это как желанную новость.
Можно от них отмахнуться табличками: «Неудачники. Завистники. Нелюди…» Но штука в том, что всеобщего конца, или глобального потрясения, полностью меняющего картину жизни, в общем «кровавого обновления» — желает не только некая часть в человечестве, но и некая часть в человеке. В значительно более широком слое людей, чем те законченные лузеры— сидит эта тяга к само— и всеобщему разрушению.
Тема слишком необъятна, и в этой книге уместно сузить ее в два приема: во-первых, от мирового перейти к российскому. Во-вторых, от космических, «нерукотворных Апокалипсисов», той же безликой планеты Нибиру, перейти к «рукотворным концам», или хотя бы мнящимся таковыми. Ведь в первом, внечеловеческом, астероидном случае даже и самому неадекватному негодяю остается только мечтать, осознавая свое личное бессилие повлиять, притянуть к Земле гибельную траекторию. Во втором случае, этот класс людей может проявить (и проявляет) себя реальными действиями, вплоть до уголовно квалифицируемых. Перефразируя Маяковского: «Если звезды гасят (пытаются гасить) — значит, это кому-то нужно».
