Общественная жизнь у нас тихо расцветала. Посещаемость собраний, субботников, воскресников, выходов на овощебазу и в ДНД (Добровольная народная дружина) — были рекордными по стране. Ведь МИДовцев, наших главных «соседей сверху», наверно, на овощебазу не гоняли, впрочем, не поручусь. Стимулы были всем ясны: «краткосрочки» (уже объяснено), и — «долгосрочки» (существовала система ротации: 3–5 лет работаешь здесь, потом 1–2 года в торгпредстве за рубежом).
Например, к нам во Внешпосылторг генеральным директором пришел Юрий Георгиевич Булах, до этого руководивший советским торгпредством в Афганистане. Это как раз в те года, после 1979-го. Он там себя очень хорошо зарекомендовал и вообще в министерстве считался крупным специалистом. Вспомнил одну из интересных его афганских задач: решение проблем с оборотом стеклотары. Местные жители, из числа не поверивших в социализм, собирали ее и пускали на «Коктейли Молотова», а делать пластиковые бутылки, один из главных компонентов сегодняшнего мусора СССР — трудно поверить — так и не смог. Потому и задача там была довольно хитрая…
Но вернемся в Москву, в Минвнешторг, к будням партийного и карьерного строительства. Главными контролирующими, фильтрующими инстанциями были: партком, комитет ВЛКСМ, отдел кадров, первый отдел (с прицепной присказкой: «Стук быстрее звука, звук быстрее стука»).
И если после этого краткого экскурса, теперь кратко сказать о себе, то получится: я не сумел пройти карьерной тропинкой, пунктирно обозначенной выше… Если еще короче, в анкетном формате, то: «кандидатом или членом КПСС — не состоял». Принимая меня летом 1990 года в Министерство образования, Евгений Федорович Сабуров, (он как раз был из устойчиво оппозиционной научной интеллигенции), дойдя до этого анкетного пункта уважительно покачал головой. И мне оставалось только тихо порадоваться заскорузлой, картонной ограниченности наших анкет, благодаря которой, например, у меня вместо «не сумел», стояло гордое: «Не состоял»…
Я буду искренне огорчен, если кому-то эти 5–6 внешторговских страниц покажутся «чернухой». Мне, перебирающему, как сказано во вступлении, всякие громкие и недооцененные факты нашей истории, остается попеременно удивляться:
1) как это мощнейший СССР рухнул в 1991-м и 2) как это он дотянул до 1991-го.
И эта попеременность вроде бы предполагает, что я сейчас должен предъявить нечто и на противоположной чаше весов. Указать, какая такая структура, организация — уравновешивала негатив, тянущейся от дряхлеющей и тупеющей партии, изворачивающихся, но так же тупеющих ВЛКСМ, КГБ? («Афган» Андропову забыть все же нельзя.) Иногда по полям историй последних лет СССР там и сям разбрасывают намеки на существование некой «тайной организации внутри аппарата ЦК и КГБ… все видевшей и предпринимавшей шаги». Иногда, думая польстить или даже помочь нынешним патриотам ее, ту тайную организацию называют «Русский Орден»…
Совет мой будет прост: дочитав до слова «организация»— смело переворачивайте страницу…
Если двое на рыбалке или даже в курилке важного здания, повздыхали о дураке Леньке, и даже… если они потом убедились, что никто из них не «настучал», это еще не значит, что эти двое составляли организацию.
Сейчас, фокусируя не только все главы этой книги, но и все предыдущие сотни статей, девять книг (две, правда, художественные), весь свой опыт человека, прожившего в своей стране более полувека, служившего в армии, сменившего несколько работ и профессий… я же могу, наконец, что-то и утверждать. И по поводу факторов «уравновешивающих, сдерживавших развал», утверждаю: только люди.
На чаше «позитива» — только люди. Широтой натуры, находчивостью, и наоборот отходчивостью, терпением и уживчивостью — они уравновешивали огрехи, дефектность ВСЕХ организаций, в земле Русской просиявших.
Рутений. Штрихи к коду
Ответ Сперанского царю Александру
В молодости царь Александр проехал в компании с Михаилом Сперанским всю Европу. Что и говорить — контраст. «Дистанции огромного размера…» И на обратном пути, подъезжая уже к Петербургу, царь спросил: «Ну, Михаил Михайлович, и как тебе?..»
Все же было ясно, наблюдали-то — вместе. Из одного окна. Ответить так — выйдет, что ты не патриот. Ответить сяк — неискренен с царем…
Мне всегда казалось, что Сперанский тогда сказал то, что лежало на сердце. Именно честность дала ему запас уважения, так что, пройдя сквозь все интриги и опалы, сын дьячка в окружении князей и графов, он еще и через 30 лет заседал в Государственном совете, судил декабристов.
— Ваше величество, у них законы лучше, а у нас — люди лучше.
«Законы» — имелось в виду шире: «Порядки»…
Не сочтите это за пропаганду придворной ловкости, или там, за практический совет: дескать, если вам судьба догадает проехаться по Европам вместе с Путиным или Медведевым — то вы уж смекайте, что отвечать!
Нет. Сперанским, мне кажется, был высказан единственный на мой взгляд, настоящий объективный исторический закон, парящий выше всех сотен Марксовых, до— и послемарксовых томов. Ятолько чуть-чуть подправлю формулировку Михал Михалыча:
При хороших законах (порядках) — могут жить… И плохие люди.
При… таких, как у нас, — могут (вы)жить только хорошие люди.
То есть, я этим не утверждаю, что люди тамплохие, или хуже наших. Но… само выживание там — еще не доказательство человеческих качеств. Собственно, их законодатели, устроители, общественные деятели — к этому и стремились, к организации жизни — независимой от разных эфемерностей, вроде души.
Люди
Должен сказать, что с начальником ново созданного инженерно-технического отдела мне очень повезло. Владимир Викторович Рульков был ненамного меня старше, но Володей я его, разумеется, не называл. Он был из рабочей семьи и внедрил по городам и весям уже порядочно всяких АСУ (автоматизированных систем управления), пока цепочка полурекомендаций не привела-таки его в Минвнешторг. И в нашей, как я задним числом понимаю, нервной и немного паскудной обстановке, он совершенно не напрягаясь вел линию порядочного человека и такого… «начальника-философа». Когда я и сам ненадолго взлетел на министерские высоты, я часто ловил себя, что когда на меня «вываливали» что-то, я начинал копировать его обороты…
После того как сравнялось 28 (возраст выбытия из ВЛКСМ для рядовых членов), мне дали еще год членства и ворох поручений. Это была самая обычная практика попадания в «резерв на выдвижение в кандидаты в члены КПСС». Секретари первичек комсомолили вообще лет до 33–35. Наш замначальника отдела кадров, назову его… Сергеем, был лет 30-ти и курировал мои карьерные потуги по кадровой и по комсомольской линии.
Мое «комсомольское поручение» вроде имело какой-то исходный смысл — было связано с повышением компьютерной грамотности молодежи. Но выполнять его я должен был в составе неких меняющихся организаций: «Совет молодых специалистов», «Совет наставников» и еще мелькнуло 2–3, названий не помню. С комсомольских высот спускались эти инициативы и почины, и я, кроме того, чтобы просто рассказывать молодым коллегам о диковинке — шведско-финской ЭВМ, должен был писать кучу бумаг, протоколов и вывешивать их на стенде. Да, и еще сам этот стенд! Он должен был быть красивым — по нему оценивалось дыхание комсомольской жизни. Люди нашего поколения наверняка вспомнят эти яркие площадки на стене внутри каждой организации — стенды. Картинки, эмблемы, заботливо выписанные «плакатными перьями» буквы, изобретательная вязь шрифтов. Уровни красоты, оформительской тщательности чем-то напоминали вышеупомянутые законы «партийного строительства». Где-то в плавильном цеху стенды были так себе. И даже в соседнем здании заводоуправления — получше, но тоже… А вот в организациях руководящих (министерствах) или «внешнеторгующих» тем выплавленным металлом, стенды были — высоким примером.
