Войска, как целое, благодаря своему количеству и наличию современного оружия, будут сражаться храбро, но они не соответствуют требованиям современной наступательной войны. Им часто будет не хватать инициативы отдельного бойца...
Слабость Красной армии – в неповоротливости ее командиров всех рангов и в их нежелании принимать на себя ответственность, в доктринерстве, в несоответствии подготовки современным требованиям, в значительной и повсеместной неорганизованности...»
Встречались ли вы с большей чушью? Немецкая военная разведка должна была сделать важнейшую оценку врага и не выдала ничего лучшего, чем пропагандистская трескотня доктора Геббельса. Вряд ли теперь стоит удивляться тому, что Гитлер бросился в «русское приключение» с легким сердцем и с оптимистическим ожиданием быстрой и необременительной победы. Правда, не все немецкие генералы были настроены так же оптимистично, как фюрер. Их преследовал постоянный страх новой катастрофической войны на два фронта, им не хотелось впутываться в восточную кампанию, пока не прояснится ситуация на западе. Фон Браухич, Гальдер и фон Рундштедт не выказывали энтузиазма, но не по нравственным причинам, а просто потому, что видели проблемы чисто военного характера. Они не думали, что не смогут победить Россию; они думали, что это будет не так легко, как это кажется Гитлеру. Фон Рундштедта более всего волновало своевременное начало кампании, поскольку он сознавал, какие проблемы может вызвать русская зима.
«Я был отозван с должности командующего армиями запада в начале апреля 1941 года и назначен командующим армейской группировкой «Юг» в России, – сказал фон Рундштедт. – Задействованные в наступлении войска начали передислоцироваться на восток задолго до этой даты. Планы кампании готовились зимой в Берлине Гальдером. В январе Гальдер приезжал ко мне во Францию. Поскольку моей группе армий предстояло участвовать в наступлении, некоторые офицеры моего штаба тренировались на базе плана Гальдера. Я тогда сказал им: «Господа, если вы собираетесь вести военные действия в СССР, то должны помнить, что благоприятная погода заканчивается там очень рано. Когда приходит зима, возникают огромные трудности. Необходимо начать войну с Советским Союзом, как только просохнет почва, что обычно случается в мае». Из-за балканской кампании мы начали по меньшей мере на четыре недели позже запланированного срока. Эта отсрочка очень дорого нам обошлась. Я никогда не испытывал энтузиазма по поводу этой кампании; во всяком случае, после того, как понял, что с русскими можно договориться. Однако Гитлер был убежден в том, что, если мы не нанесем удар первыми, русские сделают это сами».
Генерал Блюментрит, которого в ноябре 1940 года послали в Варшаву начальником штаба 4-й армии, подтвердил прохладное отношение фон Рундштедта к грядущему наступлению, а также объяснил, почему немцы в то время подозревали СССР в агрессивных намерениях:
«Когда я впервые прибыл на восток, наши дивизии стояли узкой полосой вдоль советской границы секторами от 80 до 100 километров. Тогда наступательные операции не казались возможными, однако скоро стали поступать донесения о колоссальном сосредоточении советских войск в южном секторе. Слухи о войне усилились зимой 1940/41 года. Литовский полковник, внедренный адмиралом Канарисом в часть Красной армии под Ригой, а на самом деле старший офицер разведки вермахта, подтверждал слухи о наращивании советской боевой мощи. Поэтому никто не удивился, когда в январе 1941 года в наш штаб пришла директива о планируемых военных действиях против СССР».
Первоначальный план этой кампании базировался на молниеносном броске в глубь страны с последующими широкими окружениями основной части советских армий западнее Днепра. «Мне сообщили, что война в СССР закончится через десять недель, то есть задолго до наступления зимы, – сказал фон Рундштедт. – Эта оценка основывалась на мнении фюрера. Он считал, что к тому времени, как мы достигнем Днепра, все противостоящие нам советские войска уже будут уничтожены и после первых же крупных поражений СССР капитулирует».
Очевидно, Гитлер читал разведдонесения слишком тщательно, но советские военные не были такими некомпетентными, неповоротливыми и медлительными, как ему внушали. Самая сильная немецкая группа армий под командованием фельдмаршала фон Бока за три с половиной недели прошла по шоссе Минск – Москва более 450 миль
[8] от Белостока до окраин Смоленска. Однако, овладев значительной территорией, она не достигла своей главной цели: не уничтожила советские армии. Трижды фон Бок пытался окружить их в Слониме, Минске и Смоленске, но трижды они выскальзывали из капкана. Уже к 16 июля немцы поняли, что война не будет увеселительной прогулкой, как они себе представляли. Местность изобиловала грязными дорогами, узкими мостами, лесами и болотами. Из-за проливных дождей дороги стали непроходимыми, а советские войска, придя в себя, сопротивлялись все упорнее. В Смоленске на Днепре, в 200 милях к западу от Москвы, немецкие войска натолкнулись на первую серьезную преграду. Только 7 августа 1941 года после трех недель ожесточенных боев ценой огромных и неожиданных потерь немцам удалось взять Смоленск.
Южная группа армий фон Рундштедта не разделила ошеломляющего успеха своего северного соседа. К первой неделе августа она добралась лишь до Житомира, расположенного более чем в 80 милях к западу от Киева и Днепра. Не сумев пробиться прямо на восток, фон Рундштедт развернул большое формирование на юго-восток, где сопротивление было гораздо слабее. Здесь после убедительной победы под Уманью немцы вырвались в долину Днепра, к концу августа захватили индустриальный район Днепропетровска и осадили Одессу. Однако, несмотря на эти безусловные успехи, немцам не удалось сломить сопротивление противника. После десяти недель боевых действий все еще значительные силы Красной армии сражались по всему фронту: к западу от Ленинграда, к востоку от Смоленска и к западу от Киева. Только теперь фон Рундштедт начал сознавать, как сильно недооценили русских.
«Вскоре после начала наступления я понял, что все написанное о Советском Союзе – чушь, – сказал фельдмаршал. – Все наши карты были неправильными. Дороги, отмеченные на картах как шоссе, оказывались проселками, а там, где были показаны проселки, мы находили первоклассные дороги. Даже железных дорог, которыми мы должны были пользоваться, просто не существовало. Или там, где на карте ничего не было, мы наталкивались на городок американского типа с фабричными зданиями и всем прочим».
Не сумев разгромить советские армии к западу от Днепра, Гитлер решил отложить первоначальный план наступления на Москву и попытаться окружить советские войска западнее Киева. Танки фон Бока направили на юг, а танки фон Рундштедта – на север с целью сомкнуть клещи за Киевом. Маневр был осуществлен блестяще: войска маршала Буденного уничтожены, более 600 тысяч советских солдат взяты в плен. Однако Киев не сдавался до 20 сентября, и до полного разгрома Красной армии было еще далеко.
Несмотря на разрастающиеся трудности обеспечения огромного войска, опередившего свои базы на сотни миль, несмотря на надвигающуюся зиму и тот факт, что советские войска не сдались к западу от Днепра, как планировалось, Гитлер принял решение наступать на Москву. Ко 2 октября не менее шестидесяти дивизий сосредоточились в Смоленске, и началось, по словам Гитлера, «величайшее в истории» победоносное наступление. К 15 октября передовые немецкие части подошли к Можайску и оказались в 65 милях от советской столицы. А затем вмешалась судьба. Зима наступила по меньшей мере на месяц раньше положенного срока. Сильные снегопады и морозы грянули не в середине ноября, а в середине октября, расстроив все планы немцев, задержанных и измотанных грязью и слякотью. Под Москвой появлялись свежие советские войска. Фон Браухич, как командующий, видел серьезную угрозу войску, не экипированному для ведения военных действий в зимних условиях, поэтому посоветовал немедленно отступить на оборонный рубеж, где войска могли бы спокойно перезимовать на теплых квартирах. Гитлер и слышать об этом не хотел. Поставив на захват Москвы свою репутацию, он требовал, чтобы армия выполнила обещания. 2 декабря была предпринята еще одна атака на город, однако жестокие морозы, длинные ночи, непроходимые леса и упорные защитники Москвы не пропустили войска фон Бока в столицу.
