Вряд ли до начала войны Гитлер считал себя военным лидером, однако, добившись полного господства над рейхом, он был вынужден принимать политические решения с учетом важных военных вопросов. До февраля 1938 года мнение Генерального штаба еще принималось во внимание, поскольку противник был опасен. Однако после февральской отставки военного министра фельдмаршала фон Бломберга и главнокомандующего армией генерал-полковника фон Фрича Адольф Гитлер свел роль офицерского корпуса до одного из инструментов в деле построения национал-социалистской Германии. Одним махом вермахт был очищен от аристократических лидеров прусской армии, которые не переваривали неотесанного австрийца, каким они считали Гитлера не столько из-за его честолюбивых замыслов, сколько из-за грубых методов их воплощения.
Одной из первых серьезных военно-политических проблем Гитлера был судетский кризис 1938 года. Ряд высших офицеров опасался, что политика Гитлера по отношению к Чехословакии приведет к войне с Францией. Генерал-полковник Людвиг Бек, начальник Генерального штаба, вместе с несколькими другими офицерами составил доклад, в котором доказывал, что немецкие военные силы не смогут противостоять многочисленным французским армиям, и рекомендовал Гитлеру умерить агрессивность, дабы не довести дело до войны. Летом 1938 года Бек был уволен. Четырехсторонняя конференция в Мюнхене окончательно показала, что судетский вопрос не станет причиной глобальной войны, и Гитлер укрепился в своем мнении: офицерский корпус, оказывающий «неоправданное» противодействие, является реакционной группировкой, далеко не столь храброй и компетентной, как он сам.
Затем последовала Польша, где снова сплелись политическая и военная проблемы. Гитлер, полагавший, что Англия не вступит в войну из-за польского коридора, совершенно неправильно представлял себе политическую ситуацию. Однако его дальновидность в военной сфере снова поразила военных советников молниеносной победой над Польшей, когда Франция не причинила никакого беспокойства на западе. К тому времени Гитлер уже был готов полагаться в военных вопросах на собственную интуицию, хотя еще продолжал делать вид, что прислушивается к советам экспертов. Генеральный штаб оспаривал осуществимость нападения на Норвегию, и снова Гитлер доказал, что это возможно. Затем Гитлер настоял на вторжении в Нидерланды и Францию, причем внес изменения в план этой крупномасштабной операции. Высшие офицеры не скрывали возмущения, но после падения Франции им оставалось лишь качать головами, признавая правоту фюрера.
Все эти вопросы будут подробнее обсуждены в следующей главе, а здесь они упомянуты для того, чтобы дать представление об этапах упрочения господства Гитлера в военной сфере. Гитлер доказал свою блестящую способность распознавать достоинства военных теорий. Он признал новейшие военные теории генерал-полковника Гудериана, отстаивавшего решающую роль в войне бронетанковых войск, и преодолел отсталость Генерального штаба, сопротивлявшегося техническому перевооружению. Не обладая осмотрительностью и сдержанностью эксперта, он сумел оценить дерзкие планы Гудериана и довести их до успешного выполнения. Офицеры Генштаба начали признавать, что именно дерзость и стремительный натиск фюрера стоят за всеми стратегическими шагами того периода. Они даже стали верить, что Гитлер обладает какой-то необъяснимой интуицией, которая позволяет ему верно угадывать, когда холодная логика фактов говорит о том, что он не прав. Хуже того, Гитлер сам поверил в это. В массированной пропагандистской кампании в прессе и на радио Гитлер провозглашался величайшим военным гением всех времен и народов. Это бурное восхваление убедило не только немецкое общество, но и самого Гитлера в том, что он новый Александр Македонский или Наполеон. С тех пор он всегда был прав. Во всех случаях, когда командующие предостерегали его против каких-то действий, он неизменно отвечал: «Вспомните Чехословакию! Вспомните Францию!»
С падением Франции военная карьера Гитлера достигла зенита. Следующие пять лет были скольжением вниз по наклонной плоскости. Гитлер совершал одну ошибку за другой, но, как проигрывающий игрок, продолжал отчаянно швырять кости в надежде на выигрышный номер. Выигрышный номер все не выпадал, однако Гитлер так и не поверил в то, что удача покинула его. Отказ от плана вторжения в Англию в 1940 году, объявление войны СССР, разгром под Сталинградом, инфантильная стратегия во Франции – все это единоличные решения фюрера. Зачастую он принимал их несмотря на энергичнейшее сопротивление непосредственного полевого командующего и вопреки военной логике.
По мере того как неудача следовала за неудачей, Гитлер становился более замкнутым и угрюмым. Повсюду ему мерещилось предательство, он стал полагаться только на собственное суждение даже в самых незначительных вопросах. Однажды, совершенно не представляя реальной ситуации, фюрер приказал сосредоточить бронетанковые части в одном из советских городов. В результате фантастическое количество танков скопилось в очень ограниченном секторе, приведя к хаосу. Когда Гитлер приказал предать командира корпуса военному трибуналу, ему напомнили, что он лично спланировал маневр. «Где вы прочитали об этом?» – налетел Гитлер на офицера, осмелившегося ему возразить. «В дневнике вооруженных сил» – последовал ответ. Казалось бы, вопрос исчерпан, однако в тот же день историческому отделу ставки было приказано в будущем не отмечать оперативные приказы Гитлера в дневнике вооруженных сил и даже косвенно не упоминать о его вмешательстве в военные операции. С того момента шесть стенографистов вели записи всех дискуссий, совещаний и распоряжений, а затем особым крупным шрифтом для дальнозоркого Гитлера печатался единственный экземпляр, который хранился в его личном сейфе. Записи разговоров в ставке часто помогали Гитлеру разбираться с непокорными генералами
[1].
Начав с глобальных стратегических решений, Гитлер вскоре погряз в мелких тактических проблемах, затрагивающих относительно незначительные формирования и маловажные сектора. Он так сильно верил в собственную непогрешимость, что, если проваливалась такая операция, как захват Москвы, объяснял неудачу некомпетентностью и трусостью командующего операцией. Гитлеру редко приходило в голову, что, быть может, стратегический план был просто невыполним. В результате фюрер не только единолично принимал важные решения, но и старался гарантировать исполнение этих решений так, как он считал необходимым. К тому моменту, когда союзники подготовились к вторжению на континент, все старшие немецкие офицеры были скованы и запуганы ограничениями и угрозами из Берлина, поэтому инициатива могла проявиться лишь на самом низком уровне. В Нормандии централизованное вмешательство достигло такой огромной степени, что поступавшие из Берлина директивы определяли не только части, задействованные в атаке, но и сектора, которые они должны были занять, и дороги, по которым они должны были продвигаться. Когда немцев отбросили к Рейну, Гитлер принял на себя командование всеми боевыми действиями на западе. 21 февраля 1945 года фельдмаршал фон Рундштедт издал следующую сверхсекретную директиву:
