* * *
После беседы с лидерами большевизма Махно не собирался задерживаться в Москве, и коммунисты с удовольствием помогли ему вернуться на Украину. Член оргбюро ЦК КП(б)У В.П. Затонский обеспечил для Махно подложный паспорт на имя учителя и офицера И.Я. Шепеля. 26 июня Махно покинул Москву и 4 июля 1918 г. вместе с Алексеем Чубенко вернулся в окрестности Гуляйполя, в село Рождественка. Прибытие Махно в район Гуляйполя способствовало активизации здесь противников оккупации.
Несмотря на Брестский мир, большевики не собирались обеспечивать немцам лёгкую жизнь на Украине, переправляя туда боевиков, прежде всего анархистов и левых эсеров. Немцы платили большевикам той же монетой, поддерживая атамана Краснова. Крестьяне страдали от немецких экспроприации, но боялись террора немцев, которые опирались на немецких колонистов. Вспышки крестьянских волнений жестоко подавлялись. И всё же недовольство росло, особенно после того, как началось возвращение земель прежним хозяевам. Крестьяне были готовы поддержать вооружённую борьбу с немцами, но для этого нужно было создать долговечный и успешно действующий партизанский отряд.
К осени Махно удалось наконец сколотить группу бойцов и достать для них оружие. По утверждению А. Чубенко, оружие было закуплено на деньги, полученные от экспроприации банка.
В сентябре (Махно называет дату 22 сентября) отряд начал боевые операции против гетманских формирований (варты) и помещичьих усадеб. На короткое время махновцы ворвались в Гуляйполе, чтобы напомнить о себе его жителям. Впрочем, приближение оккупационных войск заставило махновцев ретироваться. Первый серьёзный бой отряд Махно дал в селе Дибривки (Б. Михайловка) 30 сентября. Объединившись с небольшим отрядом Фёдора Щуся, партизанившим здесь ранее, Махно с группой в несколько десятков бойцов занял село. Здесь судьба приготовила ему испытание. Крестьяне дружелюбно встретили партизан, молодёжь стала записываться в отряд. Но тут подошли австрийцы и легко выбили партизан из села. Жители были разочарованы партизанами, тем более, что каратели устроили экзекуцию. Получалось, что от партизан одни неприятности и никакой пользы. Отступив в лес, Махно мог бы продолжить движение в любом направлении, но тогда его репутация в этих местах была бы подмочена. Да и бойцы его отряда были деморализованы, новички разбежались, а Щусь был намерен и дальше прятаться по лесам.
У противника было значительное превосходство в силах. По версии Махно в селе было до батальона австрийцев, около сотни гетманцев и столько же немецких колонистов и других «помещичьих и кулацких сынков». Как с ними быть? Махно понял, что выход у него один — атаковать. Без победы продолжать партизанскую войну было нельзя. Опытный в партизанском деле Щусь протестовал против махновского безумия. Но Махно придумал военную хитрость. С небольшой группой он пробрался в самый центр села, где у австрийцев стояли пулемёты. По сигналу Махно партизаны начали в упор расстреливать противника из центра села, а Щусь ударил от околицы. Совершенно не понимая, что происходит, превосходящие силы врага бросились наутёк, а Махно одержал первую свою победу.
Авторитет нового отряда в округе вырос, а сам Махно получил почётное прозвище «батько». Вскоре под его командование перешли отряды Петренко-Платонова (район Гришино) и Куриленко (район Бердянска).
Бой в Дибривках положил начало разрушительной «вендетте». После того, как повстанцы ушли, немцы стянули к этому селу значительные силы и провели в Дибривках показательную экзекуцию, которой партизаны не могли помешать. В карательной экспедиции участвовали жители окрестных немецких хуторов. В ответ махновцы разорили эти хутора, убивали участников карательных действий в Дибривках. А. Чубенко вспоминал: «Скирды сена, соломы, дома горели так ярко, что на улицах было светло, как днём. Немцы, прекратив стрельбу, выбегали из домов. Но наши всех мужиков стреляли тут же»
[174]. Сжигая кулацкие дворы, повстанцы, по словам Махно, говорили погорельцам: «Идите туда, куда пошли дибривские крестьяне и крестьянки со своими детьми… которых ваши отцы, дети, мужья и сыновья частью избили, частью переизнасиловали, а хаты сожгли»
[175].
Идеологически корни махновского террора восходят к «эпохе Равашоля», когда часть анархистов пыталась с помощью динамита разрушить государство. Но вслед за Кропоткиным, который «не отрицал террора, но требовал, чтобы его применяли лишь в исключительных случаях»
[176]. Махно считал, что террором не следует злоупотреблять. Махновцы расстреливают тех, кто прямо нарушает их приказы или непосредственно сотрудничает с оккупантами. Но на протесты анархо-коммуниста А. Марченко против террора Махно отвечает: «Пусть он положит свою сентиментальность в карман»
[177].
В это время начинают практиковаться общественные суды на крестьянских сходах, которые должны решать судьбу обвиняемого. Пленных оккупантов махновцы, как правило, отпускали. Но гражданских немцев иногда расстреливали как «шпионов»
[178]. В то же время после первой вспышки террора Махно отдал приказ не трогать тех немцев, которые не оказывают сопротивление, а когда командир Петренко разгромил мирный кулацкий хутор, Махно распорядился выплатить немцам компенсацию
[179].
В то же время Махно подчёркивал антипомещичий и антикулацкий характер своих действий. Армия по возможности должна снабжаться за счёт помещиков и кулаков: «Я попросил собравшееся население сказать открыто, где живут кулаки, имеющие овец, телят, чтобы у них можно было взять две-три овцы на суп бойцам»
[180].
Суровость повстанцев в отношении кулачества и помещиков лишь подняла их авторитет в глазах крестьянства. В своих действиях Махно стал опираться на многочисленное крестьянское ополчение, которое привлекалось в случае крупных операций. Махно заранее оповещал крестьян о месте сбора. Интересно, что противник при этом ничего не узнавал.
Сам партизанский отряд действовал как мобильная ударная группа в несколько десятков бойцов. При необходимости он мог вырасти до 400 человек (у Махно было ещё около тысячи невооружённых резервистов). Иногда отряд оказывался на грани уничтожения превосходящими по численности силами противника, но в целом действия Махно были относительно успешными и так же способствовали росту его авторитета среди крестьян. Крестьяне и батраки, вооружившиеся за счёт помещиков и кулаков, фактически контролировали положение там, где отсутствовали немецкие подразделения.
