В 30-е гг. в Испании произошла одна из наиболее глубоких революций в мировой истории. По аналогии с Великой французской и Великой российской революциями ее тоже можно назвать Великой испанской революцией. О ней помнят больше как о гражданской войне, хотя началась она раньше кровавого раскола страны и развивалась, переплетаясь с военными событиями.
То, что она дала человечеству, сегодня пытаются забыть даже в Испании. Спокойная сытая жизнь Мадрида или Барселоны приучает испанцев, каталонцев и басков быть наследниками Санчо Пансы, а не Дон Кихота. Туристические маршруты Мадрида обходят места былых сражений, экскурсоводы не упоминают бурление революционных страстей 30-х гг. Но нет-нет да и услышишь в каком-нибудь кафе возбужденный спор: «Выбросить Франко из Долины павших!» — «Красные уничтожили бы нашу культуру!» — «Нет, не было никакой революции! Запомните, не было, а была только кровавая война!» — «Был шанс!» — «Не было!» — «Был!». И у респектабельного господина дрожит лицо, он бьет кулаком по столу в экстазе спора так, что подпрыгивают тарелки. Наследники Санчо Пансы вспоминают времена, когда их предки были увлечены Дон Кихотами в поход во имя Великих дел. И эта память вызывает сложные эмоции, раскалывает душу. Лава революции проступает сквозь корку забвения.
Испанская революция 30-х гг. — явление очень национальное. Но за национальным колоритом проступают и общемировые закономерности, и мировое значение событий. Впервые за несколько веков Испания встала в центр мировой политики. От исхода гражданской войны в Испании зависело соотношение фашистских и антифашистских сил накануне мирового столкновения. Но не только.
В начале 30-х гг. мир, как и в наши дни, погрузился в состояние глобального экономического кризиса. Человечество искало выход из этой ситуации разными путями — от советского до рузвельтовского, от германского до скандинавского. Испанская революция предложила еще один путь, не замеченный человечеством в дыму сражений, а затем оклеветанный властями разных расцветок. И тем важнее всмотреться в этот опыт сегодня, когда человечество снова стоит перед выбором.
Глава I
Корни революции
Испания — это двадцать миллионов рваных Дон Кихотов
Илья Эренбург
Революции кажутся обывателю бедствием, вызванным происками злых сил. Адепты революции видят в них локомотивы истории. Революции разрушительны, но происходят они тогда, когда эгоизм правящей касты не оставляет мирного выхода, когда развитие общества упирается в стену и начинает в давке размазывать по ней людей. Такая давка порождает революции. Революция — не локомотив истории, а ее таран. Она пробивает пути в будущее там, где они завалены наследием прошлого.
Линии разломов
Для Испании ХХ в. революция — дело привычное. В предыдущем столетии пять испанских революций развели по разные стороны баррикад традицию и модернизацию. Для одних испанцев образцом была Испания XVI в. — могущественная мировая империя. К чему подражать либеральным соседям? Ведь не они освоили для западной цивилизации Южную Америку, не они стояли на страже католического мира среди реформационных бурь. Другие испанцы видели, что Испания на глазах превращается в задворки Европы, в отсталую третьестепенную страну. Нужно было срочно освобождаться от пут католического, патриархального, монархического прошлого.
Пока за обновление выступала прежде всего либеральная элита, традиционная почва держалась прочно. Но во время революции 1868–1874 гг. на политическую сцену вышел социализм и вовлек в социальное творчество рабочий класс
[1]. И стало ясно, что почва треснула, модернизация — необратима. Для успешного перехода от традиционного аграрного к индустриальному городскому обществу традиция и прогресс должны быть сбалансированы и желательно — находиться в состоянии синтеза. В Испании углублялась пропасть между сторонниками разных стратегий модернизации и приверженцами старинного образа жизни. При этом традиционалисты тоже искали путь страны в будущее, а сознание прогрессистов было пропитано испанскими традициями.
После подавления революции в 1874 г. монархический режим предпринимал символические шаги в сторону либерализации, разрешил выборы и политический плюрализм в узких монархических рамках. В 1890 г. монархия дозволила даже всеобщее избирательное право для мужчин, что не поколебало ее основы. Голоса покупались местными боссами-касиками, полномочия кортесов были ограничены. На выборах либеральные монархисты соревновались с умеренными консерваторами, а их правительства сменяли друг друга.
Но в 1898 г. разразился крах, очевидный для всех. Потерпев поражение в испано-американской войне, Испания потеряла остатки карибских и тихоокеанских колоний. Это привело не только к национальному унижению, но и к осознанию недопустимого отставания Испании от ведущих империалистических стран. Кризис встал в повестку дня, но ответ на этот вызов заставил себя ждать еще три десятилетия.
«Новая Испания», сторонники прогресса, видели на своем пути два главных препятствия — монархию и Церковь.
«Старый порядок» цеплялся за свои позиции изо всех сил. Он апеллировал к вневременным ценностям испанской культуры, обличал модернизацию с ее издержками. Его идеологической опорой была Католическая церковь, которая видела свою миссию в Испании в сохранении традиционных социально-политических устоев. Связь «старого порядка» и Церкви была столь тесной и очевидной, что отношение к порядку переносилось и на отношение к Церкви. Как пишет историк Дж. Коннели, «в 1909 г. большинство священников, как и большинство рабочих, воспринимали Церковь как краеугольный камень существующего порядка»
[2]. И это положение, как мы увидим, сохранялось в 30-е годы.
В начале ХХ в. очагом республиканской и антиклерикальной пропаганды стала Барселона. С 1901 г. здесь развернул свою агитацию создатель Радикальной республиканской партии (до 1907 г. — фракция Республиканского союза, позднее — Радикальный союз) Алехандро Леррус. В своем стремлении заручиться поддержкой широких масс, недовольных существующими порядками, Леррус был очень радикален в речах. Он призывал членов молодежной организации радикалов: «Юные современные варвары, вторгнитесь и разграбьте упадническую и жалкую цивилизацию этой несчастной земли: разрушьте ее замки, сорвите покровы с послушниц и возведите их в ранг матерей, чтобы подбодрить род; проникните в учреждения регистрации собственности и устройте костер из бумаг, и этот огонь очистит позорную социальную организацию, ворвитесь в скромные дома и поднимите легионы пролетариата, и мир задрожит перед его пробудившейся юностью»
[3]. Такая агитация ставила под политический контроль леррусистов сторонников радикальных перемен, в том числе — широкие массы рабочих.
