Сохранялась возможность для наступления в Арагоне. Но вместо того, чтобы помочь имеющимся анархистским частям, центральные власти принялись за реорганизацию фронта, что изрядно его дезорганизовало. Прибывший в Каталонию и Арагон эмиссар правительства генерал Себастьян Посас решил показать анархистам, как умеют командовать профессиональные военные. Сюда же была переброшена и 12-я интербригада. В условиях дезорганизации фронта и тыла Посас 11–19 июня атаковал Уэску и потерпел поражение. Напрасно анархисты объясняли ему, что для взятия хорошо укрепленного города нужна техника, артиллерия, авиационная поддержка. Зато Посас значительно ослабил силы фронта — потери составили 1000 бойцов. От чаши некомпетентности Посаса испила и 12-я интербригада — погиб ее командир генерал Лукач (Мате Залка). По признанию коммуниста М. Штерна (генерала Клебера), неудаче под Уэской способствовали и другие факторы: раздражение бойцов поумовской дивизии репрессиями, развернутыми против «троцкистов», склонностью 12-й интербригады к «барахольству»
[1376], противоречия командующих. Стало ясно, как несправедливы упреки в адрес анархистов — мол, не могут решить «легких» задач взятия Уэски и Сарагосы.
Неудачу под Уэской новое военное руководство республики восприняло как результат недостаточной реорганизованности фронта. Коммунисты и офицеры принялись за дело с новой силой. Была создана новая структура Восточного фронта. «Троцкистская» дивизия была распущена. Особенно тяжело на состоянии фронта сказался разгром Арагонского совета и связанной с ним социальной структуры — в том числе снабжения фронта
[1377]. При этом анархистские командиры говорили о нежелании солдат драться, когда «их идеалы топчутся в тылу» (правда, в бою они все же показали себя хорошо)
[1378].
В этих условиях всеобщей дезорганизации республиканское командование 24 августа начало наступление в Арагоне. Целью наступления было взять Сарагосу и остановить наступление Франко на Астурию. Командовали все тот же Посас и его начальник штаба коммунист Кордон. На этот раз в Арагон были переброшены значительные силы — целый 5-й армейский корпус, командование которого было почти сплошь коммунистическим — комкор Модесто, комдивы Листер, Эль Кампесино и Вальтер; 45-я дивизия Клебера (тоже преимущественно коммунистическая) и 27-я дивизия Труэбы. Здесь же были четыре интербригады. Для наступления на Сарагосу было сосредоточено 22–23 бригады, до 120 орудий, до 120 самолетов, около 65 танков Т-26, 45 бронемашин. Если бы такое подкрепление прибыло на Арагонский фронт в начале 1937 г., Сарагосе было бы трудно устоять. Но теперь анархистские силы были деморализованы, а коммунисты, уверенные в своем превосходстве, не слушали советов тех, кто знал особенности этого театра военных действий.
Советский военный советник Нестеренко анализировал эту операцию: «Операция по овладению Сарагосой, начавшаяся 24 августа, войдет в историю здешней войны как еще одна упущенная возможность. Как и под Брунете была достигнута внезапность, силы республиканцев намного превосходили противника, решительное наступление вызвало в его рядах панику, о чем говорят и количество перебежчиков, и действия батальонов 13 бригады „Домбровского“. Характер действий относительно немногочисленной авиации противника был исключительно оборонительный»
[1379].
Ошибкой республиканского командования было распыление сил. Они наступали сразу с восьми направлений, и успеха достигли только в районе городка Бельчите, который был взят 35-й дивизией Вальтера (в дальнейшем республиканская пропаганда и называла Сарагосскую операцию битвой при Бельчите, чтобы представить неудачу победой). 26 августа появились слухи (как оказалось, неверные) о переброске итальянцев в Арагон. Республиканское командование тут же перешло к обороне. Как комментировал Р. Малиновский, «республиканское командование приняло решение провести операцию с целью отвлечь силы фашизма с севера на себя, и при первом сведении, что силы фашизма поворачиваются лицом к этой операции, оно (республиканское командование) пришло в испуг и прекратило операции»
[1380]. Франко не стал отвлекаться от наступления на Астурию. Было достаточно переброски подкреплений из-под Мадрида, так как было очевидно — сейчас республиканцы там не ударят.
Нестеренко называл такие причины неудачи, как ввод в бой частей «не восстановленными после брунетских боев» (дивизия Литера «не оправилась ни физически, ни морально после катастрофы под Брунете»), враждебность Листера и комкора Модесто, неверие в успех операции Рохо и Прието. Они имели на это основание, но ведь они же и дали добро на проведение неподготовленной операции
[1381].
В результате политики Прието в июне — августе не были устранены прежние недостатки, но добавилась новая проблема. С подавлением милиционной системы офицерство, неконтролируемое со стороны бойцов, стало своевольной кастой, в которой усилились прежде сдерживаемые негативные черты. Как сообщали советские военные советники, «старый офицерский состав совершенно обособленно держится от бойцов и никаких бесед с ними вне службы не проводит, и поэтому и нужд солдат офицеры не знают. А если и знают, то мер по удовлетворению нужд солдат не принимают. Полная косность и беззаботность в этом вопросе. Молодые офицеры воспринимают традиции старых офицеров и в заботах о бойцах нисколько не отличаются от старых офицеров»
[1382].
При этом командиры оставались своевольными и в отношениях с командованием. И этому способствовала дисциплинарная политика Прието. Комиссар Центральных войск, социалист Пиньуэла рассказывал: «Ответственность за поражения все больше и больше возлагается на солдата, на которого со всей тяжестью падает …наказание по кодексу военной юстиции, который слишком строго трактуется постоянными судами. Ответственность, которая должна быть тем больше, чем выше пост, практически испаряется полностью по мере восхождения по иерархической лестнице»
[1383].
