— Ты со значком адептки КУМа, — констатировал очевидное отец и переменился в лице: — Отсрочка скоро закончится? Я завтра же пошлю Альберта с оплатой в университет. Сначала хотел, чтобы ты понервничала, затем забыл.
Отец мог. Только о жене и Кристе никогда не забывал — они беспрестанно, без стеснения напоминали о себе.
— Не надо беспокоить твоего помощника — я нашла деньги.
— Откуда? — Он нахмурился. — А, драгоценности…
Беспокойство его тотчас испарилось, а я… Я вновь не могла говорить — обида душила. Какие драгоценности, если я оставила дома все, кроме сережек? Родители не полюбопытствовали, какие вещи я взяла с собой, нуждаюсь ли в чем, не попала ли в беду. И отсрочка… разве о ней кто-то просил? Разве отец предупредил в деканате, что оплатит обучение позже, что просто воспитывает строптивую дочь… Нет, нет и еще раз нет!
И все же я находилась здесь, в особняке рода Кимстаров, сделав то, что от меня потребовали. Я слабовольная трусиха без гордости? Спорить не стану, что поделать, близкие для меня важны.
— Отец, я сделала для Кристы то, что вы просили.
Не просили, а вымогали, но нюансы сейчас лучше опустить.
— Спасибо, Элея! — Лицо папы прояснилось. — Твоя сестра будет признательна.
Сомневаюсь. Скорее позлорадствует, заявив, что без поддержки родных я ничего не стою.
— А где Криста?
Слуги должны были доложить о моем возвращении, но сестры в кабинете все еще нет. Странно, она не упускала возможности подколоть.
Пряча чертежи в сейф за панно с горным пейзажем, отец отмахнулся:
— Отправилась на прогулку с Жульеном или в гости к подругам. Ты же ее знаешь, когда принцесса дает выходной, дома Криста не сидит.
И этой чертой она пошла в мать.
— Что ж, милая, поехали в храм!
Я хотела бы отдохнуть, выпить чаю, захватить из гардеробной шубку, но стоило ли о таком говорить, когда папа звал обратно в лоно семьи? Потерплю. Зато эту ночь смогу провести в своей спальне, а рано утром уже вернусь в общежитие и повинюсь перед Мадлен. Главное, чтобы она со злости не уничтожила мои учебники…
Главный столичный храм богини Матери находился неподалеку, на дорогу у нас ушло максимум полчаса. За это время я успела узнать все домашние новости, а также как продвигается работа артефакторов над латорийским вариантом летающего магмобиля. Как идут дела у меня, отец спросил, но я ограничилась парой обтекаемых фраз, и он не стал расспрашивать подробнее.
Вторая половина дня, а из-за начинающейся метели на улицах никого. Люди опасались в непогоду застрять вне дома — зимы в Латории мягкие и часто бесснежные, но, если завьюжит, это надолго.
Огромный храм, благодаря четырем башням-стрелам и стеклянному куполу, переливающемуся на солнце всеми цветами радуги, казался хрупким, нереальным видением. Всякий раз, как прихожу, испытываю трепет.
В центральном зале несколько священнослужителей расставляли лампадки с живым огнем возле Покрова Латории. Кусок гигантского черного камня, тысячу лет назад закрывшего перевал в горах и защитившего страну от нашествия нежити, загадочно мерцал, притягивая взгляды прихожан.
Спустя века остаются те, кто сомневается в божественности происхождения помощи, выдвигая версию проще, что кусок скалы переместили маги. Но и они не могут объяснить удивительное свойство осколка: защищать говоривших правду и карать лжецов.
Пока я любовалась Покровом, отец нашел свободного жреца, который согласился засвидетельствовать возвращение в род.
Втроем мы подошли к камню.
— Опустите руки на Покров, чада великой Матери. — Голос старика в темно-синем одеянии прозвучал спокойно и мягко.
Осуждения в его глазах я не увидела, хотя из рода изгоняют за позорные поступки.
Камень на ощупь теплый и шершавый. Еще моя ладонь уловила пульсацию, будто внутри, под твердой оболочкой, мерно билось гигантское сердце.
— Чада милосердной Матери всегда могут найти убежище в ее объятиях. Несите свои печали богине, она утешит вас и подарит покой.
Жрец говорил что-то еще — я не слушала, завороженная необычными ощущениями. Когда еще я прикоснусь к Покрову Латории? Надеюсь, что больше никогда, он помогал в особых ситуациях, но чаще всего его использовали, чтобы уличить клятвопреступников, изменников и прочих негодяев.
— В род Кимстаров девушку вернуть нельзя.
Что?!
Слова жреца ошеломили.
В ужасе я воззрилась на него, ожидая, что признается в глупом розыгрыше. Но нет, старик смотрел на меня с сочувствием и любопытством. Отец же… он побледнел. Два круглых пятна на щеках быстро наливались багровым цветом.
И я сделала шаг назад. И еще один. И еще.
— Как вернуть нельзя? Это идиотская шутка?! — К счастью, отец подумал в том же направлении, что и я.
— Недоразумение какое-то? — Своим вопросом я попыталась смягчить грубость предыдущего.
— По человеческим документам она все еще Кимстар, — не обидевшись на обвинение, терпеливо объяснил жрец, — но на ауре я вижу знак другого рода. Девушку приняли в него совсем недавно.
У меня перехватило дыхание, пропал голос. Как ни старалась произнести, что ничего об этом не знала, язык не поворачивался. Как вытащенная из реки рыба, я открывала и закрывала рот, но не могла сказать и слова.
Отец молча смотрел на меня, и в его сузившихся глазах я читала разочарование и обиду. А еще гнев, который завладевал им — быстро и неотвратимо.
Я снова оказалась причиной эмоционального взрыва моего родителя, хоть в этот раз ничего не сделала. И уж точно, я не представляла, когда стала членом другого рода! А главное, какого?!
— Клянусь, я ничего об этом не знаю, — наконец сумела выдавить из себя я.
И замолчала. На щеках отца заходили желваки.
И я позорно побежала из храма. Если ругаться, то не в доме богини. Это кощунство!
— Элеяра, постой! — Отец бросился вдогонку.
Почти не видя ничего из-за слез, я выбежала на стилобат и там уже пошла быстрым шагом. Длинную лестницу присыпало снегом, если не поостеречься, легко навернуться. Метель кружила белые хлопья в диком танце.
— Элеяра!
Можно спрятаться за одной из храмовых колонн, но это неправильно. Я ни в чем не виновата! Я сама ничего не понимаю!
На миг я зажмурилась, собираясь с силами, а затем повернулась к разъяренному отцу.
— Ты поэтому пришла? Решила поиздеваться? Соврала насчет метки кандидатки?
Несправедливые обвинения ранили. Мне было горько и плохо. В плену эмоций я не сразу почувствовала, что замерзла и тело бьет дрожь. Мороз хищно пробрался под легкий плащ, сковывая руки и ноги.
— Отец, нет! Все не так! Я хотела и хочу помочь Кристе! — Вместе со словами вырывались облачка пара. — Но не знаю, почему на моей ауре знак другого рода!
