В то время как общественность и политики выступали против кораблей, способных летать со скоростью света, многие ученые поддерживали идею. Для них Гало-Сити стал землей обетованной. В город стремилось множество талантливых исследователей. Даже ученые, работающие на правительство Федерации, часто сотрудничали с Гало-Сити как открыто, так и тайно. Все это вывело наукоград на передовые позиции во многих областях фундаментальных исследований.
Шлюпка отошла от соленоида и продолжила путь. Гало-Сити лежал прямо по курсу. Космоград был выстроен в малопопулярной форме колеса. Конструкция обеспечивала прочность, зато внутреннего объема было маловато, отчего страдало «чувство мира». Правда, про обитателей Гало-Сити говорили, что им это чувство ни к чему, потому что их мир – вся Вселенная.
Шлюпка вошла в «ступицу» огромного колеса, а оттуда путешественникам предстояло добраться до города по восьмикилометровой спице. Пожалуй, это было самым большим недостатком данной конструкции. Чэн Синь вспомнила свой поход через станцию при терминале космического лифта более шестидесяти лет назад; вспомнила о том, как большой холл причала показался ей тогда похожим на старый железнодорожный вокзал. Но здесь ощущение было совсем другим. Гало-Сити в десять раз превышал размерами станцию космического лифта, а просторный зал прибытия совсем не выглядел запущенным.
Пока они ехали на лифте внутри спицы, тяготение набирало силу. Когда оно достигло 1g, начался собственно город. Он состоял из трех частей: Академии наук Гало-Сити, Инженерной академии Гало-Сити и Центра управления гелиоцентрическим ускорителем частиц. Фактически космоград представлял собой кольцеобразный туннель в тридцать с чем-то километров длиной. Хотя здесь и не было так просторно и открыто, как в шарообразных или овальных убежищах, клаустрофобии не возникало.
Вначале Чэн Синь не увидела в городе автомобилей: жители в основном ездили на велосипедах – те во множестве стояли по сторонам дороги, доступные всем желающим. Однако вскоре подъехала небольшая машина с открытым верхом и забрала новоприбывших.
Так как искусственная гравитация достигала наибольшей силы на дальней от центра стенке колеса, город был построен на этой поверхности. Голографическое изображение голубого неба с белыми облаками, проецируемое на внутреннюю стенку, до некоторой степени компенсировало ущемленное «чувство мира». Стайка щебечущих птичек пронеслась в вышине – не голограмма, а настоящие птицы. В Гало-Сити Чэн Синь ощутила комфорт, которого не испытывала в других космоградах. Кругом сплошные деревья и лужайки. Ни одного слишком высокого здания. Те, что принадлежали Академии наук, были покрашены в белый цвет, а те, что Инженерной академии, – в голубой, но каждое было уникальным. Изящные строения утопали в зелени. Чэн Синь казалось, будто она попала в университетский городок.
По пути ее ждало любопытное зрелище: имитация руин древнегреческого храма. На каменной платформе возвышалось несколько полуразрушенных античных колонн, обвитых плющом. Посередине бил фонтан: его прозрачная струя весело сверкала в солнечных лучах. Мужчины и женщины в удобной одежде сидели, прислонясь к колоннам, или лежали на газоне рядом с фонтаном. Народ со вкусом отдыхал. По-видимому, людей мало заботило, что их космоград в осаде.
Лужайку около «развалин» украшали скульптуры. Внимание Чэн Синь привлекла одна из них: рука в латной рукавице поднимала из фонтана на кончике меча венок с вплетенными в него звездами; с венка непрерывно сбегала вода. В глубине памяти Чэн Синь что-то шевельнулось, но она никак не могла вспомнить, где видела что-то подобное раньше. Она не отрывала глаз от скульптуры, пока та не скрылась из виду.
Автомобиль остановился около голубого здания. Табличка на нем гласила: «Инженерная академия, Лаборатория базовых технологий 021». На лужайке у входа Чэн Синь встречали Уэйд и Би Юньфэн.
С тех пор как Уэйд взял на себя управление концерном «Гало», он ни разу не ложился в гибернацию, так что сейчас ему было сто десять лет. Его коротко подстриженные волосы и борода стали белыми как снег. Тростью он не пользовался, походка его оставалась уверенной и ровной, лишь спина чуть-чуть согнулась. Один рукав по-прежнему болтался пустой.
Их взгляды встретились, и Чэн Синь поняла, что время не сломило этого человека. То, что составляло суть его натуры, не только не ушло с годами, но стало еще более рельефным – так скала упрямо остается на месте, когда тают покрывающие ее снег и лед.
Би Юньфэн, который вообще-то был намного моложе Уэйда, выглядел, однако, старше. При виде Чэн Синь ученый разволновался – похоже, ему не терпелось что-то ей показать.
– Привет, девочка, – сказал Уэйд. – Мне теперь в три раза больше лет, чем тебе.
Его улыбка по-прежнему не могла согреть Чэн Синь, но в ней больше не чувствовалось и прежнего лютого мороза.
Чэн Синь смотрела на обоих мужчин со смешанными чувствами. Эти люди боролись за свои идеалы более шестидесяти лет и теперь подошли к концу своего жизненного пути. Она же прошла через множество испытаний после своего первого пробуждения в Эру Устрашения, но в реальности, вне анабиоза, провела не более четырех лет. Сейчас ей тридцать три, – совсем еще молодая женщина в эпоху, когда средняя продолжительность жизни составляет сто пятьдесят лет.
Чэн Синь поздоровалась, и на этом с формальностями было покончено. Уэйд повел ее в лабораторию, Би Юньфэн и Цао Бинь последовали за ними.
Все вошли в обширный зал без окон. Знакомый резкий привкус электростатики подсказал Чэн Синь, что они в софонозащитной камере. Прошло больше шестидесяти лет, а люди по-прежнему не уверены, что все софоны покинули Солнечную систему, и, возможно, никогда не будут уверены. Очевидно, раньше зал был заставлен приборами и аппаратурой, но сейчас все лабораторное снаряжение беспорядочно громоздилось у стен, как будто его сдвинули впопыхах, чтобы освободить середину. В центре помещения одиноко возвышался некий аппарат. Окружающий беспорядок и пустота в середине свидетельствовали о неудержимом эмоциональном подъеме. Так команда охотников за сокровищами, найдя вожделенный клад, отбрасывает в сторону лопаты и кирки и осторожно водружает драгоценную добычу на свободное, чистое место.
Сложное устройство аппарата напомнило Чэн Синь о токамаке из Общей Эры, только в миниатюре. Основная часть состояла из сферы, разрезанной надвое горизонтальной пластиной из черного металла, выступающей на несколько метров за край сферы. Пластина, поддерживающая устройство примерно на высоте в половину человеческого роста и снабженная крепкими ножками, служила заодно лабораторным столом. Поверхность его была пуста, за исключением нескольких приборов и телескопических манипуляторов.
Металлическая полусфера под столом была утыкана трубками различной толщины, направленными в невидимый центр сферы, что придавало ей сходство с рогатой подводной миной. По всей вероятности, прибор предназначался для концентрации какого-то вида энергии в его середине.
Полусфера над столом была изготовлена из прозрачного стекла. Обе половины образовывали единое целое, разделенное металлической пластиной. Метафора контраста: простая прозрачность против сложной непрозрачности.
