Мы уведомили правительство, что при нынешнем состоянии технологии сохранить десять гигабайт изображений и один гигабайт текста – минимальные требования для Музея – в течение миллиарда лет невозможно. Нам не поверили. Пришлось представить доказательства. Тогда они согласились снизить планку до ста миллионов лет.
Но и эта задача оставалась крайне сложной. Мы искали информацию, которая сохранилась бы так долго. Узоры на доисторической керамике пережили примерно десять тысяч лет. Пещерные рисунки в Европе имели возраст сорок тысяч лет. Если считать информацией сколы на камнях, сделанные нашими предками-гоминидами, то им два с половиной миллиона лет. Но все-таки мы нашли информацию, которой сто миллионов лет, хотя оставили ее не люди. Это были отпечатки динозавров.
Работы продолжались, но дело вперед не двигалось. Другие специалисты, по-видимому, пришли к каким-то заключениям, но озвучить их не желали. Я сказал им: «Да не мнитесь вы! Что бы вы там ни надумали, неважно, насколько это нелепо или экстравагантно, – мы примем ваши рекомендации, если не найдется других альтернатив». Заверил их, что пережил такое, что нелепее и экстравагантнее просто быть не может; уж кто-кто, а я не стану над ними смеяться. Тогда они сказали, что, применив самые передовые теории и технологии, проведя обширные теоретические исследования и практические эксперименты, тщательно проанализировав и сравнив различные предложения, они таки нашли способ сохранить информацию в течение ста миллионов лет. Они особо подчеркнули, что этот метод – единственный реально применимый. Сказали, мы должны… – Ло Цзи воздел трость над головой. Со своими развевающимися в воздухе белыми волосами и бородой он походил на пророка Моисея, разделяющего воды Красного моря. Торжественным тоном он закончил:
– …высечь слова в камне!
АА прыснула. Но Чэн Синь и не думала смеяться. Она застыла в ошеломлении.
– Да, высечь слова в камне. – Ло Цзи указал на стены пещеры.
Чэн Синь подошла к стене. В тусклом свете она увидела, что та покрыта тесно выбитыми строками и рельефными картинками. Стена была не просто каменная; судя по виду, в нее вплавили какой-то металл, а может быть, покрыли поверхность чем-то долговечным – сплавом титана или золотом. Но в основе своей это ничем не отличалось от резьбы по камню. Шрифт был отнюдь не мелкий: каждый знак или буква занимали примерно квадратный сантиметр – еще один способ придать информации долговечность, потому что мелкий текст сберечь труднее.
– Конечно, такой подход означал, что удастся сохранить лишь одну десятитысячную от запланированного количества информации. Но деваться было некуда, и правительству пришлось согласиться.
– Фонари у вас больно странные, – заявила АА.
Чэн Синь присмотрелась к светильнику на стене пещеры. Первое, что бросилось в глаза, – это его дизайн: рука, выходящая из стены, держит факел. «Я где-то это видела», – подумала Чэн Синь. Но АА явно говорила не о дизайне. Вид у фонаря-факела был очень нелепый: напоминая по конструкции и размеру старинный мощный ручной фонарик, он светил еле-еле, примерно как древняя лампочка накаливания в двадцать ватт. Огонек, пробивавшийся сквозь толстое стекло рассеивателя, был слабым, будто пламя свечки.
– Вон там у нас что-то вроде электростанции, снабжающей комплекс электричеством, – объяснил Ло Цзи. – Этот светильник – выдающееся достижение техники. В нем нет ни спирали накаливания, ни газа; я вообще не знаю, что в нем светится, но оно может гореть сто тысяч лет. Двери, через которые вы прошли, при нормальных условиях должны функционировать пятьсот тысяч лет. После этого они деформируются, так что тому, кто захочет сюда проникнуть, придется их взломать. К тому времени эти светильники уже давно погаснут; в течение четырехсот тысяч лет здесь будет царить кромешная тьма. Но это станет лишь началом путешествия продолжительностью в сто миллионов лет.
Чэн Синь сняла перчатку скафандра и погладила пальцами высеченные в холодном камне знаки. Затем прислонилась к стене пещеры и завороженно уставилась на светильники. Она вспомнила, где видела что-то подобное: в парижском Пантеоне. Рука, держащая факел, – в точности как та, что на гробнице Руссо. Тусклые желтые огни на стенах пещеры больше не выглядели электрическими, а напоминали крохотные язычки пламени, готовые вот-вот угаснуть.
– Что это ты притихла? – спросил Ло Цзи. В его голосе прозвучали нотки участия. К Чэн Синь давно никто так не обращался.
– Да она всегда такая, – заверила АА.
– О-хо-хо, я раньше любил поболтать, а потом забыл, как это делается. Сейчас вот опять научился и трещу, не переставая, как пацан. Тебя это не раздражает?
Чэн Синь с трудом улыбнулась:
– Нет, совсем нет. Просто… просто глядя на все это, я не знаю, что сказать.
И это было правдой. Что тут скажешь? Цивилизация была безумным рывком вперед длиной пять тысяч лет. Прогресс порождал дальнейший прогресс; бесчисленные чудеса давали начало множеству других чудес; человечество, казалось, стало всесильным, как боги… И все же истинное могущество принадлежит времени. Оставить после себя след труднее, чем создать мир. Цивилизация подошла к своему концу, а единственное, что смогло сделать человечество, – это то же, что делало в далеком прошлом, когда было еще младенцем: высекло слова в камне.
Чэн Синь вгляделась в знаки, вырезанные на стене. Они начинались с изображения мужчины и женщины – возможно, то была попытка показать будущим первооткрывателям, как выглядели люди. Но в отличие от невыразительной гравюры на металлической пластине, которую в годы Общей Эры унес в космос «Пионер», эти пещерные рисунки были полны экспрессии и навевали ассоциации с Адамом и Евой.
Чэн Синь побрела вдоль стены. После мужчины и женщины пошли иероглифы и клинописные знаки, по всей вероятности, скопированные с древних артефактов. Многие из них даже современные люди не могли прочитать, что уж говорить о будущих пришельцах из космоса… Пройдя дальше, Чэн Синь обнаружила китайские стихи – или, по крайней мере, она предположила, что это стихи, по характеру расположения иероглифов. Но ни одного из знаков она не узнала, могла лишь сказать, что это письмена «большой печати»
[59].
– Это «Шицзин» – «Книга песен», написанная за тысячу лет до Рождества Христова, – пояснил Ло Цзи. – Там дальше есть фрагменты классической греческой философии. Чтобы добраться до иероглифов и букв, которые ты сможешь прочитать, надо пройти десятки метров.
Под греческими буквами Чэн Синь увидела другой рельеф, изображающий античных философов в простых хитонах, ведущих дискуссии на агоре в окружении каменных колонн.
У Чэн Синь возникла странная мысль. Она вернулась обратно и принялась что-то высматривать в начале надписей, но безрезультатно.
