– Ищешь Розеттский камень? – осведомился Ло Цзи.
– Да. Ведь есть же система, которая помогает истолковывать знаки?
[60]
– Дитя мое, у нас тут наскальные изображения, а не компьютер. Как бы мы воткнули сюда такую систему, по-твоему?
АА взглянула на стену, затем уставилась на Ло Цзи.
– Получается, мы здесь вырезали в камне вещи, которых сами не понимаем, и надеемся, что когда-нибудь явятся пришельцы и смогут их расшифровать?!
И правда, внеземному разуму далекого будущего человеческие письмена на этих стенах покажутся чем-то вроде линейного письма А, критских иероглифов или еще какой-нибудь древней письменности, которую никто не может прочесть. Скорее всего, никто их читать и не станет. Как только создатели памятника поняли, какая это страшная вещь – время, их вера в то, что цивилизация может оставить после себя следы, способные сохраниться в течение геологических эпох, иссякла. Как сказал Ло Цзи, это был не музей.
Музей строили для посетителей. Могильный памятник – для строителей.
Все трое пошли дальше. Трость Ло Цзи ритмично постукивала о пол.
– Я часто брожу здесь наедине со своими шальными мыслями. – Старик остановился и указал на рельеф древнего воина в броне и с копьем. – Вот тут рассказ о завоеваниях Александра Великого. Если бы он продвинулся чуть дальше на восток, то наткнулся бы на царство Цинь в конце периода Сражающихся царств. Интересно, что бы тогда случилось? Как бы повернулась история? – Путники двинулись дальше, и Ло Цзи снова указал на стену. Письмена «малой печати» сменились «официальным письмом»
[61]. – А вот и династия Хань! С нее в Китае началось два объединения: территории и системы мышления. Единая территория и единое мышление – это же хорошо для цивилизации в целом, правда? Династия Хань вознесла конфуцианство превыше всего, но если бы разнообразие философских школ в период Весны и Осени
[62] сохранилось и впоследствии, то что бы случилось тогда? Как бы изменилось настоящее? – Ло Цзи обвел тростью вокруг. – Любой момент истории содержит в себе бесчисленные упущенные возможности.
– Как и жизнь, – тихо проронила Чэн Синь.
– О нет, нет, нет! – Старик энергично потряс головой. – Во всяком случае, не для меня. Мне кажется, я ничего не упустил, ха-ха! – Он взглянул на Чэн Синь. – Дитя мое, ты считаешь, что на каком-то этапе жизни сделала неправильный выбор? Тогда не повторяй этого в будущем.
– Будущего больше нет, – холодно отрезала АА. Она задавалась вопросом, а не страдает ли Ло Цзи старческим маразмом.
Они дошли до конца пещеры. Обернувшись и обведя глазами эту подземную усыпальницу, Ло Цзи вздохнул.
– Мы задумывали этот памятник в расчете на сотню миллионов лет, а он не простоит и одного столетия.
– Кто знает? Может, какая-нибудь двумерная цивилизация окажется способной увидеть все это, – возразила АА.
– Хм, интересно! Надеюсь, ты права… А здесь хранятся артефакты. Всего три зала.
И опять стены раздались перед Чэн Синь и АА. Помещение, в которое они ступили, походило не на выставочный зал, а на склад. Все артефакты хранились в одинаковых металлических ящиках, на каждом из которых помещалась подробная опись.
Ло Цзи постучал палкой по ближайшему ящику.
– Как я уже говорил, эти вещи не слишком важны. Большинство из них не продержится и пятидесяти тысяч лет, хотя некоторые статуи могут дожить до миллиона. Но не советую вам трогать статуи: они, конечно, легкие при здешнем тяготении, однако места занимают слишком много… Хотя ладно, берите, что хотите.
АА с волнением огляделась вокруг.
– Предлагаю взять картины. На древние манускрипты можно забить – их все равно никто не разберет. – Она подошла к одному из ящиков и нажала на кнопку на крышке (во всяком случае, это походило на кнопку), однако ящик не открылся, а инструкции, как это сделать, не было. Подошла Чэн Синь и, поднапрягшись, сняла крышку. АА вынула из ящика картину, написанную масляными красками.
– Хотя, кажется, картины тоже занимают много места, – сказала АА.
На соседнем ящике лежал рабочий комбинезон. Ло Цзи вытащил из его карманов небольшой нож и отвертку.
– Рама громоздкая. Снимите ее.
АА вооружилась отверткой, но только она подступилась к раме, как Чэн Синь вскрикнула:
– Нет!
Полотно оказалось творением Ван Гога «Звездная ночь».
Реакция Чэн Синь объяснялась не только великой ценностью картины. Она видела ее раньше. Четыреста лет назад, едва начав работать в АСР, она в выходной посетила нью-йоркский Музей современного искусства и полюбовалась несколькими работами Ван Гога. Особенно глубокое впечатление на нее оказало то, как Ван Гог воспроизвел на полотне космос. Художник подсознательно чувствовал, что пространство имеет структуру. В то время Чэн Синь не очень хорошо разбиралась в теоретической физике, но знала, что, согласно теории струн, космос, как и все материальные объекты, состоит из множества микроскопических вибрирующих струн. Вот их-то и нарисовал Ван Гог. В его картинах все пространство, будь то горы, хлебные поля, дома и деревья, было наполнено мельчайшими вибрациями. «Звездное небо» оставило неизгладимый след в душе Чэн Синь, и сейчас, по прошествии четырехсот лет, на Плутоне, эта картина снова потрясла ее.
– Снимайте рамы. Так вы унесете больше. – Ло Цзи небрежно взмахнул тростью. – Как думаете, эти вещи еще стоят того, чтобы дать их в качестве выкупа за целый город? Особенно сейчас, когда за любой город я не дал бы и полушки?
Они отделили раму, которой, возможно, было пятьсот лет, но оставили твердый задник – чтобы не повредить полотно, нечаянно согнув. То же самое они проделали и с другими холстами, и скоро весь пол был загроможден пустыми рамами.
