Каждое действие Томоко выполняла нарочито медленно, какие-то даже повторяя. Двадцать минут ушло лишь на протирку посуды. Несомненно, эти действия имели не столько утилитарный, сколько церемониальный смысл.
Но Чэн Синь не скучала. Ее завораживали изящные, плавные движения Томоко. Время от времени в комнату залетал ветерок; тогда чудилось, будто белые руки хозяйки более не послушны сами себе, а парят по воле бриза. Казалось, что гладкие, словно нефрит, ладони ласкают не чайную посуду, а что-то более нежное, легкое, воздушное… как время. Да, Томоко поглаживала само время, ставшее текучим и неторопливо ползущее вперед, словно туман, просачивающийся сквозь заросли бамбука. Иное время. Оно не знало крови и пламени прошлого, а сегодняшние заботы ушли куда-то далеко. Остались только облака в небе, бамбуковая роща и душистый чай. Воцарились четыре принципа Пути Чая: гармония, уважение, чистота и покой.
Через какое-то время чай был готов. После очередной серии сложных церемониальных действий Томоко наконец передала Чэн Синь и АА чашки с чаем. Чэн Синь пригубила сочный зеленый напиток. Приятный запах и горьковатый вкус освежили тело и разум.
– Мир прекрасен, когда мы, женщины, вместе. – Томоко говорила неторопливо и тихо, еле слышно. – Но наш мир такой хрупкий! Мы обязаны защищать его как можем. – Затем она низко поклонилась и заговорила воодушевленно: – Заранее благодарю вас за заботу! Спасибо!
Чэн Синь отлично поняла недоговоренные Томоко слова, как и подлинный смысл визита.
* * *
Следующая встреча вернула Чэн Синь обратно к непростой реальности окружающей ее жизни.
На следующий день после поездки к Томоко к Чэн Синь пришли шестеро мужчин Общей Эры – кандидаты на пост Держателя Меча, пока занимаемый Ло Цзи. Они были разного возраста: от тридцати четырех до шестидесяти восьми лет. По сравнению с началом Эры Устрашения сейчас пробуждалось меньше людей Общей Эры, но они, так же как и раньше, стояли особняком. Все они с трудом вписывались в современное общество. Большинство – иногда преднамеренно, иногда подсознательно – старалось приспособиться к женоподобному миру, меняя манеру поведения и внешность. Но все шестеро мужчин, стоящих перед Чэн Синь, упрямо держались за устаревшие понятия о мужской наружности и характере. Если бы Чэн Синь встретилась с ними несколько дней назад, она чувствовала бы себя комфортно, но теперь ей было не по себе.
Она не уловила тепла в глазах посетителей; их лица были похожи на маски, скрывающие подлинные чувства. Чэн Синь показалось, что она стоит перед крепостной стеной из шести промерзших гранитных блоков. Эта массивная стена, выщербленная и закаленная прошедшими веками, студила душу, предвещала кровопролитие и смерть.
Первым делом Чэн Синь поблагодарила кандидата, предупредившего полицию. В этом она не покривила душой – все-таки он спас ей жизнь. Би Юньфэнь, сорокавосьмилетний инженер, когда-то работал на самом большом в мире ускорителе элементарных частиц. Как и Чэн Синь, его послали в будущее, надеясь, что однажды человечество преодолеет блокировку софонов и возобновит физические эксперименты. К сожалению, ко времени Устрашения ни один из ускорителей прошлого не сохранился.
– Хотелось бы надеяться, что я не совершил ошибку, – ответил он. Возможно, он так пошутил, но ни Чэн Синь, ни другие кандидаты не улыбнулись.
– Мы здесь, чтобы убедить вас не претендовать на пост Держателя Меча, – взял быка за рога другой гость, тридцатичетырехлетний Цао Бинь, самый молодой из пришедших. Когда начался трисолярианский кризис, он был физиком, коллегой широко известного Дин И. Когда выяснилось, что софоны блокируют фундаментальную науку, превращение физики в абстрактную математическую игру, оторванную от экспериментальной основы, побудило его лечь в гибернацию до тех пор, пока блокировку не снимут.
– Как вы полагаете, если я выставлю свою кандидатуру, меня выберут? – спросила Чэн Синь. Этот вопрос беспокоил ее с тех пор, как она вернулась от Томоко; у нее даже пропал сон.
– Если выставите, то практически наверняка победите, – заявил Иван Антонов, сорокатрехлетний русский красавец. У него был впечатляющий послужной список: самый молодой вице-адмирал Российского флота, затем заместитель командующего Балтийским флотом. Он лег в гибернацию из-за неизлечимой болезни.
– Разве я способна кого-нибудь устрашить? – улыбаясь, спросила Чэн Синь.
– Вы недооцениваете себя. На вашем счету служба в АСР, а это агентство за последние пару веков накопило невероятный объем разведывательной информации о Трисолярисе. Перед битвой Судного дня оно даже предупреждало флоты, что «Капля» вот-вот нападет, но никто его не слушал. Сегодня АСР вошло в легенды, и это прибавляет вам веса. Кроме того, вы единственная владелица другого мира, а поэтому сможете спасти и наш… В этом нет никакой логики, но народ думает именно так…
– Давайте я объясню покороче, – перебил Антонова лысый мужчина по имени А. Дж. Хопкинс. По крайней мере, он так себя называл. Пока он лежал в гибернации, все документы затерялись, а сам он не намеревался ничего рассказывать о себе – даже не счел нужным что-нибудь придумать. По этой причине ему оказалось непросто получить гражданство в новом мире; но с другой стороны, таинственное прошлое помогло ему стать неплохим кандидатом. Считалось, что он и Антонов могут обеспечить самое действенное устрашение.
– С точки зрения обывателей, идеальный Держатель Меча должен устрашать Трисолярис, не устрашая Землю. Поскольку такое невозможно, люди предпочтут того, кого не боятся сами. Вы их не пугаете; вы не просто женщина, вы в их глазах – ангел. Эти неженки даже наивнее детей нашей эры; они видят только то, что лежит на поверхности… Послушайте, они считают, что дела идут просто замечательно и с Трисолярисом вот-вот установятся мир да любовь. Устрашение уже не настолько необходимо, поэтому они хотят, чтобы «красную кнопку» держала рука понежнее.
– А разве это не так? – спросила Чэн Синь, раздраженная неуважительным тоном Хопкинса.
Гости переглянулись, но не ответили. Казалось, что их взгляды стали еще мрачнее и холоднее. Стоя в их окружении, Чэн Синь почувствовала себя как на дне колодца. Ее охватил озноб.
– Дочка, обязанности Держателя тебе не по плечу, – заговорил самый старый из кандидатов, ему было шестьдесят восемь. До гибернации он служил на посту заместителя министра иностранных дел Южной Кореи. – Ты новичок в политике, еще молода, не способна мгновенно разобраться в ситуации, да и по складу характера не подходишь. Все, что у тебя есть, – это доброта и чувство ответственности.
Наконец высказался последний гость, опытный адвокат:
– Я не думаю, чтобы вы желали занять пост Держателя. Вы ведь наверняка знаете, чем придется пожертвовать.
У Чэн Синь не нашлось ответа. Она лишь недавно узнала, какие испытания выпали на долю Ло Цзи в Эру Устрашения.
* * *
Когда кандидаты ушли, АА обратилась к Чэн Синь:
– Не думаю, что существование Держателя Меча можно назвать жизнью. Это же самый настоящий ад! Зачем такая радость людям из прошлого?
