– Я… я просто… – растерялась Чэн Синь.
– Я говорю – уезжай из Австралии, – едва шевеля губами, прошептал Уэйд. Он не отрывал взгляда от плит; даже с небольшого расстояния казалось, что он поглощен работой. – Торопись, пока переселение не закончилось!
И снова, как часто бывало триста лет назад, Уэйд сумел ошеломить Чэн Синь всего лишь одной фразой. Он словно швырял ей запутанный клубок, который предстояло распутать нить за нитью, прежде чем удастся добраться до скрытого внутри сложного смысла. Но на этот раз от слов Уэйда ее бросило в дрожь; ей не хватало мужества даже приступить к разгадке этого ребуса.
– Уходи, – Уэйд не дал ей даже шанса задать вопрос. Затем повернулся к ней, и на его лице возникла та самая специфическая улыбочка, похожая на трещину во льду. – А теперь я говорю: пошла вон из этого дома!
На обратном пути в Уорбертон Чэн Синь видела плотные ряды бараков, протянувшиеся до самого горизонта, и толпы людей, деловито копошащихся в узких проулках между ними. Внезапно ей показалось, что она смотрит на все это откуда-то извне, и на что бы она ни обратила взор, везде была одна и та же картина: кишащий людской муравейник. Ее охватил безымянный ужас, яркие лучи австралийского солнца показались такими же ледяными, как струи дождя зимой.
* * *
Через три месяца после начала Великого переселения в Австралию прибыло больше миллиарда человек. В то же время правительства стран мира приступили к переезду в крупные города Австралии. ООН перенесла штаб-квартиру в Сидней. Каждое правительство руководило переселением своих граждан, а специальная комиссия ООН осуществляла общую координацию. На новом месте мигранты формировали национальные районы; Австралия стала миниатюрной копией всей Земли. Сохранились лишь имена крупнейших городов; от прочих отказались. Теперь «Нью-Йорк», «Токио» и «Шанхай» были названиями лагерей, застроенных примитивными бараками.
Ни у кого не было опыта переселения в таких масштабах – ни у правительств, ни у ООН. Вскоре возникли осложнения.
Прежде всего мигранты нуждались в крыше над головой. Руководство быстро поняло, что даже если вывезти в Австралию все строительные материалы мира и ограничить личное пространство одной койкой, то жилья не хватит даже для пятой части населения. Материалы для бараков закончились, когда в Австралию переехало пятьсот миллионов человек. Пришлось ставить огромные палатки размером со стадион, каждая из которых давала кров десяти тысячам переселенцев. Но при такой скученности и нехватке санитарно-гигиенического оборудования вспышки эпидемий представлялись неизбежными.
Еды тоже не хватало. Продовольственная промышленность Австралии не могла удовлетворить потребности населения, и пришлось завозить пищу из других стран. По мере роста количества переселенцев становилось все сложнее распределять пайки, и на это уходило больше времени.
Но страшнее всего была опасность распада общественного порядка. Перенасыщенное информацией общество исчезло. Новички тыкали пальцами в стены, мебель и даже в одежду, пока не убеждались, что все мертво. Порой не работала даже простейшая связь. Новости поступали по ограниченному количеству каналов. Людям, выросшим в сверхинформатизированном мире, казалось, что они ослепли. Правительства утратили привычные средства управления и пропаганды и понятия не имели, как поддерживать порядок в этом чрезвычайно скученном обществе.
* * *
Одновременно шло и переселение в космосе.
К окончанию Эры Устрашения там жило полтора миллиона человек. Полмиллиона граждан Земного Конгресса населяли космические станции, города на орбите Земли и базы на Луне. Остальные были гражданами Конгресса Флотов и проживали на марсианских и юпитерианских базах, а также на кораблях, патрулирующих Солнечную систему.
Жители космоса, относящиеся к Земному Конгрессу, жили в основном ниже орбиты Луны. Им ничего не оставалось, кроме как вернуться на Землю, в Австралию.
Остальные перебрались на марсианскую базу, которую Трисолярис объявил второй резервацией человечества.
После битвы Судного дня Флот Солнечной системы так и не восстановил свою первоначальную численность. Даже к концу Эры Устрашения в нем насчитывалось чуть более сотни кораблей звездного класса. Хоть технология и продолжала развиваться, их максимальная скорость оставалась прежней – из термоядерного двигателя выжали все, на что он способен. Подавляющее преимущество трисолярианских кораблей заключалось не только в их способности двигаться со скоростью света, но и в отсутствии фазы разгона – и это пугало больше всего. Чтобы достичь всего пятнадцати процентов от скорости света, кораблям землян требовалось разгоняться целый год, с учетом темпов расхода топлива на ускорение и запаса на обратный путь. По сравнению с кораблями Трисоляриса космолеты Земли были медленными, как улитки.
Когда система устрашения рухнула, у кораблей звездного класса был шанс ускользнуть в глубокий космос. Если бы сотня звездолетов разбежалась во все стороны с максимальным ускорением, восемь «капель» в Солнечной системе не смогли бы догнать их всех. Но ни один корабль так не поступил; все подчинились приказу Томоко и вернулись на орбиту Марса. Причина такой покорности была проста: Марс – это тебе не Австралия. Один миллион человек мог с комфортом устроиться в закрытой биосфере базы и жить, пользуясь всеми преимуществами цивилизации. Базу строили с расчетом на длительное пребывание именно такого количества обитателей. Вне всякого сомнения, это намного приятнее, чем до конца своих дней блуждать в глубоком космосе.
Трисолярис относился к живущим на Марсе людям настороженно. Две «капли», вызванные из пояса Койпера, постоянно кружили над марсианским городом. Хотя Флот Солнечной системы, по сути, разоружили, но персонал марсианской базы, в отличие от переселенцев на Земле, продолжал пользоваться современными технологиями – они требовались для поддержания систем жизнеобеспечения. Однако жители Марса не рисковали, например, построить гравитационный передатчик. Софоны определенно раскрыли бы такое крупномасштабное строительство, а люди не забыли ужасов битвы Судного дня. Марсианская база была хрупкой, как яичная скорлупа; всего один удар «капли» вызовет потерю атмосферы и полную катастрофу.
Переселение в космосе закончилось через три месяца. За исключением базы на Марсе, в космическом пространстве Солнечной системы людей больше не осталось. Лишь опустевшие станции и корабли дрейфовали на орбитах вокруг Земли, Марса, Юпитера и в поясе астероидов. Они образовали безмолвное стальное кладбище, на котором были похоронены слава и мечты человечества.
* * *
Сидя в безопасном доме Фрейса, Чэн Синь узнавала о происходящем в мире только из телевизионных передач. Однажды она увидела прямое включение из центра раздачи пищи. Репортаж шел в голографическом режиме; девушке казалось, что она находится рядом с камерой. Голографические трансляции требовали высокоскоростных линий связи; в этом режиме теперь показывали лишь важнейшие события. Большинство новостей шло в простом двумерном режиме.
Центр раздачи пищи находился в городе Карнеги, на краю пустыни. В лучах голографического проектора появилась гигантская палатка, похожая на половинку яйца, упавшего в пустыню. Из нее, словно белок, изливался поток людей. Толпа спешила к только что прибывшей партии продовольствия. Два летающих транспортника, небольших, но мощных, несли в сетях связанные в огромные кубы пищевые упаковки.
