В 1259 г. была предпринята еще одна попытка, на этот раз удавшаяся. Появление татарских послов было теперь предварено привезенной Михаилом Пинещиничем «из Низу» лживой вестью: «аже не имется по число, то уже полкы на Низовьскои земли». «Тои же зимы приехаша оканьнии татарове сыроядцы Беркаи и Касачик с женами своими, и инех много; и бысть мятежь велик в Новегороде, и по волости много зла учиниша, беручи туску оканьним татаром». Опасаясь физической расправы, послы потребовали у Александра охраны и пригрозили отъездом; «но чернь не хотеша дати числа». «Тогда издвоишася люди: кто добрых, тот по святои Софьи и по правои вере; и створиша супор, вятшии велятся ити меншим по числу. И хоте оканьнии побежати, гонимы Святымь Духомь; и умыслиша свет зол, како ударити на город на ону сторону, а друзии озеромь на сю сторону; и възбрани им видимо сила Христова, и не смеша». Новгород оказался на грани восстания, однако «заутра съеха князь с Городища, и оканьнии татарове с нимь; и злых [в Комиссионном списке: злыи их] светомь яшася по число: творяху бо бояре собе легко, а меншим зло. И почаша ездити оканьнии по улицам, пишюче домы христьянскыя: зане навел Бог за грехы наша ис пустыня звери дивия ясти силных плъти и пити кровь боярьскую; и отъехаша оканьнии, вземше число, а князь Олександр поеха после, посадив сына своего Дмитрия на столе».
[283]
Не все ясно в этом рассказе. И прежде всего кажутся противоречивыми морально-социальные оценки летописца. С одной стороны, бояре «творят себе легко, а меншим зло». С другой – «звери дивия» наведены Богом есть плоть сильных и пить боярскую кровь. Совместить эти оценки возможно, только разделив их. Первая сентенция, несомненно, отражает позицию летописца; вторая, по-видимому, принадлежит боярам. Татары прибыли в Новгород пить кровь боярскую, но бояре находят способ сделать себе легко, а «меншим» зло, иными словами – перекладывают тяжесть «числа» на «менших».
Еще одно трудное место в цитированном тексте – «свет зол». Не думаю, что этот термин отражает моральную оценку «злой совет», а понимаю под ним искаженное непониманием редактором летописи обозначение государственного учреждения «совета зелых», т. е. тех же «вятших»,
Оставленный в Новгороде наместником после завершения татарской переписи в 1259 г. Дмитрий Александрович, подобно своему предшественнику Василию, не был самостоятельным князем и участником ряда с новгородцами. До смерти Александра 14 ноября 1263 г. он лишь представляет своего отца, на что, в частности, указывает начальная формула договора Новгорода с немцами, заключенного после ухода Александра из Новгорода: «Се аз князь Олександр и сын мои Дмитрии с посадником Михаилом, и с тысяцьким Жирославом, и с всеми новгородди…»
[284]. Имя Дмитрия Александровича отсутствует и в соответствующей части летописного списка новгородских князей.
Однако особый ряд Дмитрия с Новгородом не был заключен и после смерти Александра Невского. Новгородцы, по-видимому, выжидают, как будет решен в Орде вопрос о великом княжении. В начале 1264 г. этот вопрос решается в пользу Ярослава Ярославича. Новгородская реакция на это решение говорит о торжестве принципа великокняжеского суверенитета над Новгородом, поскольку тотчас состоялось провозглашение Ярослава и новгородским князем.
Очевидно, что взаимоотношения республиканской и княжеской власти в эпоху Александра Невского становятся весьма сложными и противоречивыми. Добившись практического ослабления княжеской власти в Новгороде, боярство в то же время вынуждено использовать помощь князя в своей внутренней политической и социальной борьбе и идти на уступки князю. Обратившись к некоторым позднейшим документам, мы обнаружим в них прямые указания на то, что такие неизбежные уступки были сделаны. Во всех договорах Новгорода с преемником Александра – Ярославом Ярославичем – имеется пункт о злоупотреблениях Александра: «А что был отъял брат твои Александр пожне, а то ти, княже, не надобе. А что, княже, брат твои Александр деял насилие на Новегороде, и того ся, княже, отступити»
[285].
Укрепление боярской власти во второй половине XIII века
Вянваре 1264 г. новгородский княжеский стол был занят Ярославом Ярославичем. Между кончиной Александра Невского в ноябре 1263 г. и началом княжения его брата Ярослава княжеское начало было представлено Дмитрием Александровичем, бывшим только наместником. Летопись так излагает существо этих перемен: «Сяде по брате своем великом князи Александре Ярославиче на великом княжении в Володимери брат его князь велики Ярослав Ярославич Тферскии, и бысть князь великыи Володимерскыи и Новогородцкии. Того же лета выгнаша новогородцы от себе из Новагорода князя Дмитреа Александровича. Того же лета иде князь велики Ярослав Ярославичь в Новгород, и приаша его новогородцы с радостию и с честию великою; он же тогда и женися в Новегороде, поя за себя Юрьеву дщерь Михаиловичя».
[286]
Перед приходом Ярослава Ярославича новгородцы предпринимают некоторые шаги к отмене злоупотреблений Александра Ярославича. В частности, «бежичане» и «обонежцы» – субъекты Обонежского и Бежецкого рядов, по которым эти территории обеспечивали содержание князя, – на три года освобождаются от суда, раздаются некоторые волости. Однако на несамостоятельность положения Дмитрия в Новгороде указывает уже тот факт, что, отмечая указанные мероприятия, новгородцы не титулуют его.
[287]
Существует возможность предположительно определить территориальную принадлежность посадника Михаила Федоровича. Избранный во время конфликта новгородцев с Александром Невским после убийства прусского боярина Михалки Степановича и ставший затем инициатором приглашения Ярослава Ярославича и поддержания великокняжеского суверенитета над Новгородом после смерти Александра, он в своей политике близок посаднику Онанье, который был связан с Торговой стороной. Косвенное указание на связь с этой же территорией Михаила Федоровича, посадничавшего до гибели в 1268 г., содержится в принятом в середине 1260-х гг. «Уставе о мостех», в котором не названному по имени посаднику предписывается обязаность мостить улицу между церковью Ивана на Опоках и Великим рядом, т. е. на той же Торговой стороне.
[288]
В посадничество Михаила Федоровича правящая боярская верхушка предпринимает меры к упрочению своего положения. В самом начале княжения Ярослава идет работа по составлению нового формуляра докончальной грамоты с князем, в котором предусмотрена не только новгородская «старина и пошлина», но и гарантия от повторения княжеского насилия. Степень участия князя в новгородском внутреннем управлении строго регламентируется.
Одним из важнейших направлений, по которому развивается в это время антикняжеская борьба боярства, является стремление к независимости от князя новгородского войска и военной политики. В 1265 г. новгородцы отказываются участвовать в походе Ярослава на Псков и заставляют его вернуть свои полки в Тверь. В 1266 г. новгородский поход на Литву возглавлен не князем Ярославом, а новгородским боярином Елферием Сбыславичем. В 1267 г. это стремление проявляется особенно наглядно, когда предположенный княжеским наместником поход на Литву заменяется по воле новгородцев походом на немцев, завершившимся известной Раковорской битвой. Новгородские полки в этой битве возглавляет не наместник Ярослава Юрий Андреевич и не специально присланный великим князем воевода князь Святослав Ярославич, а призванный новгородцами, «сдумавшими» вместе с посадником, князь Дмитрий Александрович. Во время этого похода новгородцы понесли большие потери. В числе убитых был и посадник Михаил Федорович, останки которого привезли в Новгород и с почетом погребли в Софийском соборе
[289]. На место Михаила посадником тогда же был избран Павша Онаньинич, который вопреки редкому отчеству не является сыном посадника Онаньи, что, по-видимому, было известно составителю летописного посадничьего списка Б, не связавшего их родством.
