Только что сказанное в равной степени касается еще одной «ростовщины», московские претензии на которую заявлены во «втором» списке Двинских земель: «А Заостровие, Соколово, да селцо по Козлову врагу, да на Безатскую сосну, да Кодима, да Пучюга, да Иксоозеро, да Плесо, да Юмыш от устиа и до верховиа по обе стороны – вотчина была княжа Федорова Андреевича Ростовского. А искал тех земль Олешко Меркурьев на Якове на Федорове да на Василии Селезене»
[755]. Описанная волость расположена к востоку от новгородского Шенкурского погоста, на левом берегу Двины
[756].
Яков Федорович известен летописцу как посадник 1476–1478 гг., принимавший участие в последних переговорах Новгорода с Иваном III
[757]. Василий Селезнев-Губа казнен Иваном III в Русе в 1471 г. после шелонского поражения Новгорода
[758]. Следовательно, захваты в этой волости начались, по крайней мере, до коростынских переговоров, но никакие претензии тогда не заявлялись. Князь Федор Андреевич Ростовский идентифицируется с сыном Андрея Александровича, упоминаемого в 1380–1417 гг. Таким образом, он был сыном и внуком «великих князей» Борисоглебской половины Ростова Андрея Александровича и Александра Константиновича, а также братом «великих князей» той же линии – Ивана и Владимира Андреевичей. Последний, продавая в 1474 г. Борисоглебскую половину Москве, был его единственным наследником, поскольку, как уже говорилось, он, как и Иван Иванович Долгий, совершал эту продажу с сыновьями и племянниками, но не с братьями, которых к указанному времени, следовательно, не было в живых. Значит, и в этом случае можно утверждать, что суверенные права московских великих князей на подобные ростовские волости возникли только в 1474 г., а земли Федора Андреевича были экспроприированы новгородцами еще при его жизни.
Изложенными соображениями принципиально решается и вопрос о нижнем пределе даты «второго» списка Двинских земель, который не мог быть составлен ранее 1474–1475 гг.
В том же документе, однако, сформулированы претензии Москвы и относительно еще одной группы волостей, обозначенных как «отчина великих князей. Попытаемся выяснить юридические основы этих требований.
«А слобода Великая – то отчина великих князеи из старины оброчная. А искал Лука Строганов на Михаиле на Туче, да на Иване на Макимове, да на Иване на Офонасове, да на Офоносе на Остафьеве, да на Васильи на Степанове»
[759].
Здесь упомянуты в числе прочих и весьма ранние захваты. Михаил Туча упоминается в источниках под 1456–1457 гг.
[760] Иван Максимович известен летописцу под 1436 г.
[761], но также фигурирует в актах 50-х годов XV в.
[762] Иван Офонасьевич в 1476 г. схвачен Иваном III и отправлен в Москву, но в источниках он как самостоятельный деятель упоминается с 1459 г. Офонасий Остафьевич Груз был посадником еще в 1475 г.
[763], но известен в документах начиная с 40-х годов XV в.
[764] Василий-Варлаам Степанович, известный в летописи с 1446 г.
[765], умер в 1467 г. в чернецах. Таким образом, задолго до 1471 г. активное внедрение новгородских бояр в Великую слободу уже определилось, но это отнюдь не вызвало раздраженной реакции Москвы, обратившей внимание на захваты в этой волости «великих князей из старины оброчной» лишь во «втором» списке, т. е. не раньше середины 70-х годов. Не принадлежала ли эта волость к числу тех старых «ростовщин», которые оказались под суверенитетом Москвы еще с покупкой Сретенской половины Ростова, а при Василии Темном же были променены на пинежские и мезенские земли?
Имеются основания положительно ответить на этот вопрос. Л. А. Зарубин установил, что Великая слобода (Благовещенский погост, иначе Слободско-Благовещенское село в низовьях реки Усье) входила в состав Ростовской, а не Новгородской епархии, так же как и Усьянские волости – Заячерецкая, Пежемская (Вельская) и Чюшевицкая; к ростовским же землям принадлежала Кокшенга Ростовская, а на правом берегу Двины – Верхняя Тойма. Все эти земли (за исключением Верхней Тоймы) образовывали значительный единый массив в верхнем течении Ваги
[766]. Именно этот массив и идентифицируется с теми старыми «ростовщинами», которые некогда принадлежали князьям старшей, сретенской линии
[767]. Имеются документальные свидетельства о захватах новгородцев в Кокшенге Ростовской начиная с рубежа XIV–XV вв., отраженные в духовных Остафьи Онаньинича и его сына Федора Остафьевича
[768].
Таким образом, во «втором» списке наблюдается очевидная эскалация требований Ивана III, который, получив в 1471 г. задвинские земли, настаивает теперь и на возвращении волостей, уже компенсированных передачей ему – а до него Василию Темному – пинежских и мезенских земель. Эта эскалация наглядно проявляется и в других требованиях, содержащихся в том же «втором» списке и касающихся «вотчин осподарей великих князей»: «А Колмогоры и Падрин погост, Матигорьская лука от Орлеца, Нальостров до Великого Поля, куръостров, Чюхчелема, Угтъо-стров, Великая куриа, Коидокуриа, Кегта Великая, Княжостров, Низовская лука вся до моря, Солонбал, Терпилов погост, Уна, Ненокса, – то все вотчина осподареи великих князеи. А искал того Строганов на Есипе на Ондреянове, да на Иване на Григорьеве, на всех боярех на двинских.
А волок Пинежскои, Пекернема, Шулонема, Кулуи-гора, Воепала, Пабережие от Великого двора до Великого двора, да в Наволоце две деревни, да Вонга, Чюшола, Юрела, Буела, Заозерие, да в Чинбале четыре деревни, – а то отчина великих князеи. А искал того Лука Строганов на Мише на Борисове, да на Василии на Селезневе, да на Василии на Онаньине.
