Располагая большой сетью корреспондентов на местах, «Искра» получала информацию о различных событиях столичной и провинциальной жизни. Материал подобных сообщений составлял раздел «Нам пишут». По воспоминаниям современника, «Искра» играла роль публичного обличителя. Чиновники боялись попасть на ее страницы.
При обличении общественного зла в «Искре» приходилось использовать иносказания, многозначительные недомолвки, вымышленные имена и названия — под Приморском подразумевалась Одесса, Грязнославлем — Екатеринослав, Чернилиным — Чернигов. Читатели должны были следовать совету редакции: «Читать умейте между строк. На самом интересном месте». Демократизм и радикализм журнала проявлялся и в литературной критике. Например, после выхода в свет романа Чернышевского «Что делать?» В. Курочкин в фельетоне «Проницательные читатели» писал, обращаясь к читавшему роман соотечественнику: «Ты знаешь, что здесь речь идет о том, как должны бы жить люди по-человечески, как они уже могут жить, как даже некоторые уже живут… как любят, не надоедая один другому и не насилуя страстей и привязанностей, как трудятся, сохраняя уважение к чужому труду, как из этого общего труда вытекает… общее благоденствие, счастие». Фельетон заканчивался ироническими стихами:
Нет, положительно, роман
«Что делать?» нехорош!
Не знает автор ни цыган,
ни дев, танцующих канкан,
Алисы Ригольбош…
Жена героя — что за стыд! —
Живет своим трудом;
Не наряжается в кредит
И с белошвейкой говорит —
как с равным ей лицом.
[449]
Известная демократизация российской жизни во второй половине XIX века повлекла за собой приток в журналистику не только разночинцев, но и выходцев из народной среды, крестьян, рабочих. Кроме того, капитализация страны форсировала количественный рост периодических изданий, что в свою очередь способствовало появлению целой армии работников, обслуживавших полиграфическое производство. В то же время влияние буржуазных отношений на периодическую печать способствовало превращению последней в своеобразную «литературную промышленность» со всеми присущими ей особенностями. Новые условия деятельности порождали жестокую конкуренцию в газетно-журнальном мире, стремление любыми средствами привлечь читателей и обеспечить успех изданию. «Правительственный вестник» в 1883 году констатировал, что «издание газет становится делом спекуляции и торговли… Большинство наших газет заботится главным образом о том, чтобы произвести на публику известного рода впечатление, возбудить говор и спрос на газету».
[450] Ради «возбуждения говора и спроса на газету» использовались все возможности. Отсюда — непропорциональное развитие таких газетных отделов, как скандальная хроника и фельетон, «выдумывание» новостей и происшествий, когда их на самом деле не было, применение часто самой нечистоплотной рекламы, публикаций, приложений в виде образцов мод, текстов модных песенок и распространение эротической тематики. Бульварная печать стала распространительницей всякого рода «тайн кабаков и вертепов», эротических рассказов и повестей, объявлений сомнительного характера. Такую низкопробную прессу едко высмеял Салтыков-Щедрин в статьях «Дневник провинциала» и «Письма к тятеньке…». В последней статье содержатся пародии на подобного рода объявления: «Девица!!! ищет поступить на место к холостому человеку солидных лет. Письма адресовать в город Копыс Праксовье Ивановне» или «Кухарка! такое одно кушанье знает, что пальчики оближешь. Спросить на Невском от 10 до 11 часов вечера девицу „Ребятах валили“». Примечание редакции: «Наши вчерашние ожидания постепенно оправдываются, но пускай же и прочие кухарки поспешат к нам со своими объявлениями. Конторщик Любострастнов».
[451]
Широко распространилось взяточничество как среди редакторов, так и сотрудников. Редактор газеты мог получить взятку за рекламу произведений какой-либо фирмы, за поддержку кандидата на выборах в городскую думу или земские органы. Театральный критик — за хвалебную статью о неудачной пьесе или бездарном актере. Старый журналист вспоминал: «…Я знал, что взаимоотношения между театром и рецензентской частью печати нечисты. Так же, как и вся печать, я знал, что процветает взяточничество, совершенно явное, цинически откровенное. Все знали, что Россовский, рецензент „Петербургского листка“ торгуется, как извозчик, с артистками перед каждой рецензией. Знали, что театральный хроникер „Нового времени“ Шумлевич или Шмулевич получает за строчку 4–5 рублей… от того, о ком пишет. О том, как мило и остроумно берет взятки Юрий Беляев, превосходный рецензент (тоже „Нового времени“) и отличный драматург (автор „Псиши“) рассказывали анекдоты».
[452] Так создавалась новая нравственная атмосфера в журналистике. Редакции журналов и газет стали принимать участие в разного рода коммерческих сферах, как это было с редакцией одной из наиболее известных и популярных петербургских газет — «Нового времени».
«Новое время» уже к 80-м годам стало типичным буржуазным изданием и по направленности, и по принципам организации газетного дела. А издательство Суворина превратилось в крупное капиталистическое предприятие со всеми присущими ему недостатками.
В начале XX века удаленный из редакции сотрудник Н. Снессарев написал и опубликовал обличительный очерк «Мираж „Нового времени“» — «почти роман», где изобразил не только историю создания и деятельности этого газетного синдиката, но описал и многие неприглядные факты, в том числе участие членов редакции в иностранных концессиях, барыши, получаемые за рекламирование этих концессий, о сомнительных политических кампаниях, подготавливаемых с помощью еще более сомнительных разоблачений. Подобные пороки буржуазной прессы в полной мере проявились уже в следующем, XX веке, но зарождались и росли они во второй половине XIX века.
Журналисты, угождая вкусу публики и требованиям редактора, постепенно утрачивали собственное мировоззрение, а часто и способности, превращаясь в борзописцев, без стойких взглядов, готовых «за пятак и написать повесть с известной требуемой долей воодушевления, и сочинить фельетонный роман с убийствами и грабежами, и продернуть купца-дурака».
[453]
Если еще в 60–70-х годах журналисты заботились не только о своей литературной, но и моральной репутации, то журналисты 80–90-х годов уже мало огорчались тем, кем их считают — порядочными или непорядочными людьми. Напротив, ловкость, умение удачно солгать, обмануть при сборе материале или любым способом вывернуться из неловкого положения — считались хорошими профессиональными качествами. В итоге таким журнальным поденщикам становилось безразлично направление того печатного органа, на который они работали. Тем более, что для журналиста — малоимущего разночинца, живущего исключительно построчной оплатой, участие единовременно в разных, даже противоположного направления газетах или журналах было вынужденной необходимостью. Исследователь отмечал: «Даже такой далекий от сиюминутных интересов журналист, как театральный и художественный критик С. В. Флеров, не был свободен от многописательства. В годы работы в „Московских ведомостях“ (а прослужил он в них едва ли не четверть века) он был обязан еженедельно давать театральный фельетон на весь „подвал“, поставлять театральную и художественную хронику. От этого не освобождало ни солидное положение в театральных кругах, ни титул „короля рецензентов“, данный ему коллегами-журналистами».
[454]
