Однако со второй четверти XIX века, когда в России после подавления восстания декабристов надолго устанавливается правительственная реакция, возвышенные гражданские идеи классицизма получают иное, официальное переосмысление в духе знаменитой уваровской триады — православия, самодержавия и народности. Ярким образчиком этого нового этапа классицистического изобразительного искусства является известная картина Бруни, маститого профессора, а потом ректора Академии художеств — «Медный змий». Драматический сюжет произведения почерпнут автором из библейской истории. Израильтяне, ведомые из плена Моисеем, возроптали на Бога и были наказаны за это дождем из змей. От гибели могли спастись лишь те, кто склонится перед фигурой Медного змия. Картина изображает тот момент, когда израильтяне, узнав о Божественном повелении, кинулись к статуе, здоровые помогают доползти до нее больным и престарелым, матери протягивают вперед детей. И лишь один — сомневавшийся и протестовавший — лежит поверженный, пораженный Божественной карой.
Так выявляется идейная сущность произведения — любой протест осужден свыше; только покорность и смирение угодны царям земным и небесным.
Постепенно классицизм, утративший высокий гражданский пафос, ветшает. С ростом общественного и демократического движения 30–40-х годов все большим анахронизмом выглядит постоянное обращение к античным образцам, упорное пренебрежение действительностью как грубой, недостойной искусства сферой. Условности классицистических произведений, воспринимавшиеся раньше как средство, усиливающее идейное содержание, теперь, при утрате высокой гражданственности произведения, колют глаза зрителям. Отсутствие глубокого содержания не могут компенсировать красота форм, безукоризненность рисунка, четкость композиции. Красивые, но холодные произведения мастеров этого направления утрачивают популярность.
Классицизм, в русском изобразительном искусстве исчерпавший во второй четверти XIX века свои художественные и идейные возможности, выражается в так называемом академизме (выделено мною — Н. Я.), направлении, принятом Академией как единственная художественная школа.
Академизм, консервируя привычные классицистические формы, выводил их на уровень непреложного закона, игнорируя в то же время гражданственную высоту содержания. Эти принципы были положены в основу академической системы профессионального обучения. Одновременно академизм стал узаконенным, «правительственным» направлением в изобразительном искусстве. Ведущие профессора Академии превращаются в яростных ревнителей официального искусства. Ими создаются произведения, пропагандирующие официальные добродетели, верноподданнические чувства, как, например, картина Шебуева «Подвиг купца Иголкина». В ней воспроизведен эпизод легенды, повествующей о том, что русский купец Иголкин в период Северной войны попавший в плен к шведам, находясь в заточении, услышал, как шведские часовые насмехаются над Петром I, бросился на них и ценой жизни поддержал престиж своего государя. Естественно, подобные произведения встречали одобрение в правящих кругах. Их создатели получали новые, хорошо оплачиваемые заказы, награды, всячески выдвигались. Бруни становится ректором Академии художеств, главным консультантом по вопросам закупки художественных произведений для Эрмитажа и царских резиденций. Ф. Толстой — вице-президентом Академии, фактическим ее руководителем. Однако, преуспевая в житейском плане, эти мастера переживают тяжелейший творческий кризис. Деградация отмечает позднейшее творчество Бруни, Мартоса, Ф. Толстого. И примечательно, что на смену уходящим корифеям академизм не породил ни одного сколько-нибудь значительного художника. Эпигонство и подражательность в плане художественном, официальная идеология в качестве идейной основы — вот те корни, которые должны были питать искусство академизма. Неудивительно, что это «древо» дало такие жалкие побеги. Вместе с тем, чем творчески слабее становилось это направление, тем яростнее становилась оппозиция «академистов» ко всему новому в искусстве.
§ 3. СЕНТИМЕНТАЛИЗМ В РУССКОЙ ЖИВОПИСИ
Творчество А. Г. Венецианова
В начале XIX века в русском изобразительном искусстве так же, как и в литературе, развивается сентиментализм. Однако в живописи и скульптуре этот процесс нашел несколько иное отражение. В изобразительном искусстве этого периода трудно выделить какого-либо мастера, творчество которого полностью бы воплощало принципы сентиментализма. Элементы сентиментализма встречаются чаще в сочетании с элементами классицизма, романтизма. Поэтому можно только говорить о большем или меньшем влиянии этого стиля на творчество того или иного художника.
В первой половине XIX века мастером, наиболее полно отразившим черты сентиментализма, был А. Г. Венецианов.
В искусство Венецианов пришел уже сложившимся зрелым человеком, глубже и разностороннее знавшим русскую жизнь, чем воспитанники Академии художеств. Возможно, что приобретение профессиональных знаний молодым человеком вне Академии, Отсутствие академической системы в его обучении и обусловило позже самостоятельность и новаторство его творчества.
Родившись в 1780 году в купеческой семье в Москве, будущий художник в 1802 году приезжает в Петербург, где поступает на службу и одновременно упорно занимается живописью, копируя в Эрмитаже полотна знаменитых мастеров. По всей вероятности, там он знакомится с известнейшим живописцем XVIII века В. Л. Боровиковским, становится его учеником и некоторое время даже живет у него. Надо думать, что этот период оказал значительное влияние на формирование Венецианова как художника и человека. В доме Боровиковского бывали многие представители русского просветительства конца XVIII века: архитектор Н. Львов, поэты В. Капнист, Г. Державин. Так молодой художник очутился в творческой среде, исполненной передовых просветительских идей.
Широта интересов, стремление к интеллектуальному общению отличали затем Венецианова в течение всей его жизни. Позднее, став уже признанным мастером, он продолжает вращаться в кругу выдающихся современников. По воспоминаниям дочери, «у него собиралось самое образованное общество художников и литераторов, все находили удовольствие проводить у него вечера. Гоголь, Гребенко, Воейков, Краевский и другие бывали у него нередко. О художниках и говорить нечего. Брюллов часто бывал у него…».
[217]
Естественно, что такое общение и дружеские связи со многими замечательными людьми своего времени оказывали значительное влияние на формирование общественных и художественных взглядов Венецианова. Становление художника происходило медленно. Долгие годы он совмещал службу в различных ведомственных учреждениях с занятиями живописью. Постепенно его работы привлекли внимание публики и Академии художеств, пригласившей его для преподавания в классе. Но лишь после женитьбы в 1815 году и приобретения небольшого имения в Тверской губернии Венецианов полностью отдается творчеству.
Жизнь в имении, позволившая художнику лучше узнать труд и быт русских крестьян, высоко оценить их человеческие качества, способствовала обращению его к новой теме — изображению крестьянства, причем изображению, идущему вразрез с канонами академизма. Началом этого нового творческого пути стала пастель «Очищение свеклы». Героями своей картины художник делает людей, какие еще никогда не появлялись в русской живописи: крестьянские женщины изображены во время работы, лица их некрасивы, руки и ноги покрыты грязью, одежда убогая и нечистая. Эта правдивость в изображении крестьян и их труда станет постоянной в произведениях Венецианова и позднее будет отмечена современниками. Ученик художника Мокрицкий писал: «…никто лучше его не изображал деревенских мужиков во всей их патриархальной простоте. Он передал их типически, не утрируя и не идеализируя, потому что вполне чувствовал и понимал богатство русской натуры. В его изображении мужиков есть что-то особенно приятное и верное натуре. Имея чрезвычайно зоркий и зрячий глаз, он умел передать в них ту запыленность и неблестящесть, которые сообщают мужику его постоянное пребывание или в поле, или в дороге, или в курной избе; так что, выражаясь фигурнее, можно сказать: от его мужиков пахнет избой. Всмотритесь _ в его картины, и вы согласитесь со мной. Эта особенность была следствием совершенного доверия к натуре…».
[218] Вот это «доверие к натуре», «понимание богатства» ее и, надо добавить, уважение к людям труда придавали особую красоту обыденным сюжетам венециановских картин.
