От предупреждающего окрика «матросен» Королев пришел в себя и схватился за автомат. Один из румын растерялся и бросился бежать, не заметив, что из вскинутого автомата вывалился диск. Второй солдат бросился на десантника, пытаясь заколоть его штыком. Королев перехватил винтовку и смог подмять румына под себя. Но выхватить из ножен кинжал тяжело раненному матросу не удалось. Тогда Королев попытался бить румына гранатой, которая, как выяснилось позже, была взведена. После четвертого удара румын отнял гранату и, свалив Королева одним ударом, прихватил его автомат, диск и побежал. Королев, не потерявший сознания, схватил брошенную румыном винтовку и только после этого сообразил, что она без патронов. Тогда десантник бросил вслед румыну гранату. Граната разорвалась слишком далеко от румына, но близко к Королеву, ранив его в ногу осколком. Королев слышал по близкой стрельбе, что бой идет уже где-то рядом, и понимал, что румыны отступают. Страх выйти к своим без оружия, не приняв участия в боевых действиях, заставил его догнать румына, несмотря на ранения. Догнав, Королев ударил его прикладом винтовки по голове, но сил опять не хватило. К отнимающим друг у друга винтовку румыну и матросу в это время стал приближаться какой-то всадник. Так как кавалеристы тут могли быть только румынские, солдат, сняв одну руку с винтовки, стал махать, призывая на помощь. Королев тоже освободил одну руку и достал еще одну гранату, собираясь бросить ее под ноги и взорвать себя с обоими врагами.
Отряд моряков-десантников.
Впоследствии Королев так рассказывал об этом корреспонденту «Правды» Соболеву: «Стоим так и ждем. Я все на фашиста смотрю: думаю, не оглушил бы он меня свободной рукой… Тогда живым заберут, много ли мне было надо: дать раз — ив глазах вовсе потемнеет. А у него выражение лица вдруг изменилось — глаза выкатил, коробочку раскрыл и глядит мне через плечо. Я обернулся — всадник уж рядом… Гляжу, — мать честная! — это ж Коровников из первого батальона! Скачет к нам на полном газу, и ленточки вьются. Бросил солдат мой автомат — и тикать! Коровников его с ходу одним выстрелом положил — и ко мне… А у меня и сил никаких нет: кончились…»
Выяснилось, что политрук одного из высадившихся морских батальонов, осматривая местность в бинокль, увидел на высотке двух борющихся людей.
«— Что за черт? — сказал он недоверчиво. — А ну-ка, гляньте в снайперский прицел, он посильнее: никак там морячок французской борьбой с фашистом занимается».
В прицел рассмотрели, что это был действительно моряк. Все подробности этой борьбы снайпер передавал любопытным, выжидая момент, когда можно будет безопасно для Королева выстрелить в солдата. Но политрук уже распорядился: матрос Коровников вскочил на трофейную лошадь и весьма кстати прибыл на помощь Королеву.
Беседа с Королевым впоследствии была положена Соболевым в основу его рассказа «Поединок», который в общем соответствовал действительности, в отличие от другого рассказа Соболева об эпизоде этого десанта — «Батальон четверых».
В «Батальоне четверых» десантник Негреба, взорвавший румынский командный пункт, оборудованный в погребе, броском гранаты в вентиляционную отдушину, натыкается на отстреливающегося от румын раненого десантника Леонтьева, и, вместе отбившись, они встречают затем еще двух парашютистов: Перепелицу и Котикова. Вчетвером моряки отбиваются от десятка румын и находят еще одного парашютиста — Литовченко. После чего все пятеро моряков выдерживают упорный бой с отступающими румынами и поддерживающими их шестью немецкими автоматчиками, отбивают две атаки и в финале рассказа отбивают «лавину румын, покатившуюся к балке».
В действительности события развивались несколько иначе.
Приземлившийся возле берега лимана Литовченко начал движение в сторону высаживающегося десанта. После рассвета десантник обнаружил огневую точку и, обходя ее, наткнулся на другого парашютиста — Котикова. Вдвоем они наткнулись на двух румынских связистов, но нападать не стали, чтобы не обнаруживать себя раньше времени. Еще через полчаса им встретились Перепелица, Леонтьев, Лукьяненко, Резников и Хруленко. Всемером десантники напали на нескольких солдат противника и, не встретив с их стороны сопротивления, захватили в плен, спрятали их оружие и повели в сторону приближающихся звуков боя под Григорьевкой.
Ведя пленных, десантники, очевидно, посчитали свою задачу на этом выполненной и, находясь в хорошем настроении («…идем, посмеиваемся, поторапливаем пленных…»), не только больше не искали встречи с противником, но и не слишком внимательно наблюдали за местностью. В результате румыны обнаружили десантников, устроили засаду, внезапно открыли огонь и стали забрасывать гранатами.
Хруленко и Резников были убиты на месте. Леонтьев получил множественные осколочные ранения в грудь и живот. Литовченко был ранен осколком в ногу. Однако моряки, ведшие себя до этого довольно беспечно, в момент нападения проявили удивительное мужество. Они даже не залегли, а бросились на противника, находившегося на расстоянии броска гранаты, и, пользуясь превосходством в автоматическом оружии перед румынами, имевшими винтовки, открыли шквальный огонь из автоматов. Во время сближения с противником Котиков получил пулю в щеку, а Перепелица две пули из ручного пулемета в бедро. Однако десантники не обращали внимания на собственные раны, а непрерывно стреляли, продолжая сближаться с противником. В результате часть румынских солдат была убита, остальные бежали. Пленные, воспользовавшись боем, повели себя по-разному — часть бежала, а трое набросились на отставшего от остальных из-за осколочного ранения в ногу Литовченко. На помощь к Литовченко прибежал Котиков и успел уничтожить румын раньше, чем они смогли завладеть оружием.
В этот момент появился вышедший на звуки перестрелки Негреба. Он рассказал, что еще ночью перерезал телефонный провод и взорвал командный пункт, на который случайно наткнулся (этот эпизод подробно и довольно правдоподобно описан у Соболева).
Моряки собрались продолжать выходить к своим, но Леонтьев не мог идти и просил его оставить. Его уложили в воронке, дали ему еще шесть дополнительных гранат и, посоветовав никого к себе не подпускать, решили идти на поиски носилок.
Но, пройдя совсем немного, десантники стали натыкаться на отступавших в их направлении румын. Поняв, что скоро неизбежно будут обнаружены, десантники заняли удобную позицию, укрепились на ней и периодически открывали огонь, если румыны случайно подходили слишком близко. Как указал потом Литовченко в объяснениях: «На сближение они не шли, а мы не могли их преследовать: почти все были ранены».
Бросок на противника.
Таким образом десантники продержались до сумерек, чутко прислушиваясь, не раздается ли позади стрельба, где ожидает носилок раненый Леонтьев…
Однако Леонтьев, несмотря на ранения, тоже сумел грамотно сориентироваться в ситуации. Он хорошо слышал периодическую редкую стрельбу в направлении, куда ушли моряки, и понимал, что дальше они двигаться, очевидно, не могут, но и ожесточенного боя тоже не ведут.
